– Да, я пытался убрать тебя, – гордо заявил Силан. – Гемелл тоже вскорости ушел бы со сцены, ибо был он таким же больным и порочным, как и все племя Цезаря.
Калигула грозно свел брови:
– И ты бы посадил на трон Макрона, так? Или себя? Кого?
Силан вскинул руки:
– Какая разница? Главное – чтобы твоя династия не имела отношения к Риму, а императором может быть кто угодно. Последний нищий имеет такое же право властвовать над Римом, как и ты. И почему бы не вернуться к республике? Почему бы не отдать власть в руки сената? Он прекрасно управлял Римом не одну сотню лет, пока ваша стая не вцепилась во власть хищными когтями.
Калигула онемел. Я тоже. Да и что можно ответить на подобные заявления?
Потом брат слегка повел рукой. Один из германцев, стоящий к нам ближе остальных, вытащил из ножен свой клинок и бросил его на пол. Тяжелый северный меч ударился о мрамор, заскользил и замер перед Силаном. Ни слова не говоря, Гай уставился на тестя.
Силан нагнулся и поднял меч. Незнакомое, длинное лезвие озадачило его, он чуть нахмурился и взвесил оружие в руке:
– Я ухожу в Элизий, зная, что сделал все, что было в моих силах. Там я встречусь с дочерью. С радостью я покидаю это гнилое, населенное крысами место.
Сделав глубокий вдох, он перевернул меч, взялся за лезвие чуть подальше середины и воткнул в мягкое углубление между двух ребер. Потом, без всяких церемоний и, по-видимому, не испытывая в последний миг жизни страха, упал перед нами на пол лицом вниз. Я слышала хруст, с которым меч пронзил кость, мышцы и органы, и увидела, как вырос на спине странный горб – приподнятая острием меча тога. Тело дернулось пару раз, но Силан точно приставил меч и ровно упал на него. Меч разорвал его сердце так же, как разорвала его несколькими годами ранее смерть дочери, и он умер в считаные секунды. С последним выдохом Силан обмяк и замер. В немом ужасе я смотрела, как из-под его тоги расплывается лужа крови.
– Теперь все! – заявил брат с необычной для него страстностью.
– Надеюсь, – сдавленно ответила я. – Сегодня я видела столько крови, что хватит до конца жизни. Раз ты действительно закончил делать из города одну гигантскую арену, то я бы хотела вернуться домой и ополоснуться. Надо как-то смыть с себя воспоминания о том, что было, иначе невозможно заниматься свадьбой нашей сестры.
Я сердито встала, не дожидаясь разрешения, и направилась к выходу. Мне пришлось заложить широкую дугу вокруг окровавленного тела на полу и стоящего рядом перепуганного курьера. От двери я оглянулась и увидела, что брат присел на корточки возле мертвого тестя, чтобы всунуть монетку Силану в рот. Это был жест прощания и уважения к человеку, которого Калигула любил – пусть недолго – как родного отца.