Клемент проводил нас до повозки, сам вспрыгнул на лошадь, и под дробь копыт мы поехали через город к дому Лепида и нашей сестры. Преторианцы и германцы маршировали следом, тяжело печатая шаг. При нашем приближении охрана распахнула ворота дома, а брат спрыгнул на землю, не дожидаясь полной остановки. При этом он чуть не упал, но сумел удержать равновесие. Тут же подскочил Клемент и помог мне выбраться из повозки.
Вместе с префектом мы бросились за Калигулой. Рабы безмолвно указывали путь. В мгновение ока мы очутились в покоях Друзиллы.
При виде нее у меня едва не разорвалось сердце.
Прекрасная и неподвижная, еще более бледная, чем обычно, Друзилла лежала на постели. Лишь тонкая струйка крови в уголке ее рта говорила о том, что не все в порядке и это не просто сон. Рядом стоял на коленях Лепид и сжимал ее ладонь. На его осунувшемся лице видны были свежие дорожки слез.
Наш брат встал с другой стороны постели. Тяжело дыша, он молча смотрел на сестру.
– Что случилось? – спросила я. – Она ведь шла на поправку.
Лепид поднял на меня глаза:
– Лекарь говорит, что порой перед самым концом кажется, будто больной выздоравливает. Так бывает, когда он смиряется с неизбежным и перестает сопротивляться недугу – и потому выглядит лучше. Друзилла знала, что уходит. В свои последние минуты она велела мне не горевать и присмотреть за тобой и Гаем.
Вот тогда и у меня потекли слезы. Плачу я не часто. Если постоянно живешь в тесном соседстве с невыразимым ужасом, бедами и страхом, слезы становятся слишком дороги, чтобы легко их тратить. Но о Друзилле я плакала. И плакала о Лепиде, который потерял ее на долгие годы, а потом неожиданно вновь обрел лишь для того, чтобы потерять навсегда. Но больше всего я плакала о брате.
У Гая Юлия Цезаря, которого все звали Калигулой, сердце состояло из четырех частей. Одна принадлежала ему самому. Вторая принадлежала Риму. Третья – его семье. А четвертую часть он отдал Друзилле, своей изящной певчей птичке, которую любил и берег всю свою жизнь. В тот вечер целая четверть сердца Калигулы пожухла и умерла.
Козни порочных людей отняли у нас Нерона, Друза и мать. А если верить намекам матери, отец тоже умер не от болезни – он был отравлен по приказу Тиберия. Враги вырывали из нашей семьи самых смелых и гордых ее членов.
Но Друзилла прожила без врагов. Она была тихой, невинной, милой девочкой, которая никогда и никому не желала зла. И отнял ее у нас не злой человек, а случайная болезнь – или, может, злонамеренные боги. Я почувствовала, как моя давнишняя ревность к любимице брата рассыпается в прах перед лицом нашей общей потери.