— Ага, я начинаю понимать, — вмешался Мак-Нейл. — При такой скорости обмена информацией становится вообще непонятно, вправе ли мы говорить об отдельных индивидуумах!
— Ну, вот и до вас дошло, Джон!
— А до меня не дошло, — сказал Паркинсон.
— Проще говоря, — дружелюбно пояснил Мак-Нейл, — Кингсли утверждает, что если в Облаке есть индивидуумы, то они должны в такой степени владеть телепатией что, в сущности, уже бессмысленно считать их существующими отдельно друг от друга.
— Но почему ты нам сразу так не сказал? — удивилась Энн.
— Потому что слово «телепатия», как и многие другие часто используемые слова, на самом деле, не так уж много значат.
— Ну, во всяком случае, для меня оно означает очень многое.
— И что же оно означает для тебя, Энн?
— Оно означает непосредственную передачу мыслей без помощи слов и, конечно, без всяких записей, жестов и так далее.
— Иными словами, оно значит — если оно вообще что-нибудь значит — неакустическую и не зрительную связь.
— То есть использование электромагнитных волн, — вставил Лестер.
— А электромагнитные волны означают использование переменных токов, а не напряжений и постоянных токов, которые возникают у нас в мозгу.
— Но я всегда считал, что все мы, в какой-то степени, обладаем определенной способностью к телепатии, — возразил Паркинсон.
— Вздор. Наш мозг просто не годится для телепатии. Его деятельность основана на постоянных электрических потенциалах, однако при этом никакого излучения не возникает.
— Я понимаю, что вообще-то это жульничество, но мне казалось, иногда у этих телепатов здорово получается, — настаивал Паркинсон.
— Самый чертовски отвратительный подход к науке, — прорычал Александров. — Зависимости, получаемые на основе экспериментальных данных, ни к черту не годятся. В науке работают только предсказания.
— Не понял.
— Алекс пытается сказать, что в науке имеет ценность только проверка предсказаний, — объяснил Вейхарт. — Именно таким образом Кингсли побил меня несколько часов тому назад. Если же сначала делается множество экспериментов, в которых обнаруживаются совпадения, на основе которых потом никто не может предсказать исход новых экспериментов, — то от этого нет никакого толка. Все равно, что заключать пари на скачках после заезда.
— Идеи Кингсли несомненно очень интересны с точки зрения неврологии, — заметил Мак-Нейл. — Для нас, людей, обмен информацией крайне трудное дело. Нам приходится предварительно переводить информацию с языка электрических сигналов — постоянных биотоков мозга. Этим занят большой отдел мозга, управляющий губными мускулами и голосовыми связками. И все-таки наш перевод весьма далек от совершенства. С передачей простых мыслей мы справляемся, может быть, не так уж и плохо, но передавать сложные эмоции очень трудно. А эти маленькие зверьки, о которых говорит Кингсли, могли бы, видимо, передавать и эмоции, и это еще одна причина, по которой, пожалуй, довольно бессмысленно говорить об отдельных индивидуумах. Страшно даже подумать: все, что мы с таким трудом втолковываем друг другу целый вечер, они могли бы передать за сотую долю секунды, причем с полной ясностью и гораздо большей точностью.