Доктор Геррик остался тверд.
— Должен сказать, Кингсли, насколько мне известно, правительство Соединенный Штатов, как и правительство Великобритании, являются демократически избранными представителями своих народов. Поэтому я считаю, что наш прямой долг — представить им доклад и сохранять тайну до тех пор, пока наши правительства не выскажутся на этот счет.
Кингсли встал.
— Прошу извинить, если был резок, я очень устал. Мне нужно выспаться. Посылайте ваш доклад, если хотите, но, пожалуйста, имейте в виду, если я и воздержусь на какое-то время от публичных высказываний, то лишь потому, что мне так захотелось, а не потому, что меня к этому принуждают, и уж тем более не из ложно понятого чувства долга. А теперь, с вашего разрешения, я хотел бы вернуться к себе в отель.
Когда Кингсли вышел, Геррик спросил у Королевского астронома:
— Кингсли, кажется несколько… э-э…
— Кажется несколько странным? — сказал Королевский астроном. Он улыбнулся и продолжал: — Трудно сказать. Если правильно воспринимать высказывания Кингсли, они всегда абсолютно логичны, убедительны и нередко блестящи. Я думаю, что он кажется странным только потому, что исходит из необычных предпосылок, а не потому, что ход его мысли нелогичен. Кингсли, вероятно, смотрит на общество, совершенно иначе, чем мы.
— Думаю, будет неплохо, если Марлоу присмотрит за ним, пока мы работаем над отчетом, — заметил Геррик.
— Прекрасно, — согласился Марлоу, который в это время возился со своей трубкой, — у нас с ним есть о чем поговорить.
Когда утром Кингсли спустился к завтраку, Марлоу уже ждал его.
— Хотите прокатиться на денек в пустыню?
— Великолепно! Отличная идея! Буду готов через пару минут.
Вскоре они выехали из Пасадены по шоссе 118, резко свернули вправо около Ла Канада, минуя поворот на Маунт Уилсон, пересекли холмы, и помчались прямо к пустыне Мохаве. Через три часа они были у горной стены Сьерра-Невады, откуда была видна покрытая снегом вершина Уитни. Пустынные дали, простирающиеся к Долине смерти, были окутаны голубоватой дымкой.
— Придуманы сто и одна сказка, — сказал Кингсли, — о переживаниях человека, который узнает, что жизни ему остался один год — внезапная неизлечимая болезнь и тому подобное. Да, странно думать, что каждому из нас осталось, вероятно, жить немногим больше года. Пройдет несколько лет, горы и пустыни останутся точно такими же, как теперь, но уже не будет ни вас, ни меня, ни одного человека вообще, и никто никогда здесь уже не проедет.
— Боже мой, вы слишком пессимистичны, — проворчал Марлоу. — Вы же сами считали вполне возможным, что Облако пролетит мимо нас.