— Хорошо, а как насчет тебя? — Байяз тоже смотрел на Ферро, потирая пальцем губу, словно в задумчивости.
— Что насчет меня?
— Ты сказала, что не любишь, когда что-то скрывают. Каждый из нас рассказал о своих шрамах. Я утомил всех историями из своего прошлого, Девять Смертей взбудоражил нас рассказом о своем. — Маг провел пальцем по своему костистому лицу, исчерченному резкими тенями в свете костра. — А как ты получила свои шрамы?
Пауза.
— Готов поручиться — тому, кто это сделал, не поздоровилось! — со смехом произнес Луфар.
Длинноногий тихо захихикал.
— О, поистине! Осмелюсь предположить, что его ждала плачевная участь! Страшно подумать, как…
— Я сделала это сама, — произнесла Ферро.
Смеявшиеся поперхнулись и умолкли, улыбки погасли; все переваривали услышанное.
— Что? — переспросил Логен.
— Ты, розовый, оглох? Я сделала это сама.
— Но зачем?
— Ха! — выдохнула она, яростно глядя на него поверх костра. — Ты не знаешь, что значит быть вещью! Когда мне было двенадцать лет, меня продали человеку по имени Сусман. — Она плюнула на землю и прорычала что-то на своем языке. Логен подозревал, что это был совсем не комплимент. — У него был дом, где девушек обучали, а потом перепродавали с выгодой.
— Обучали чему? — спросил Луфар.
— А ты как думаешь, безмозглый? Трахаться.
— А-а, — растерянно отозвался он, сглотнул и снова опустил глаза в землю.
— Два года я провела там. Два года, пока не украла нож. Я тогда не знала, как убивать, поэтому постаралась навредить моему хозяину, чем могла. Я порезала себя, до кости. Когда они отняли у меня нож, я успела урезать свою цену на три четверти! — Она свирепо улыбнулась, глядя в огонь, словно вспоминала свой лучший день. — Слышали бы вы, как он вопил, этот подонок!
Логен не сводил с нее глаз. Длинноногий открыл рот. Даже первый из магов казался потрясенным.
— Ты изрезала сама себя?
— И что с того?
Снова молчание. Ветер задувал внутрь развалин, свистел в щелях между камнями, заставлял языки пламени метаться и плясать. Никто так и не придумал, что на это сказать.
Снег сыпался на землю, белые хлопья кружились в пустоте за краем обрыва, превращая зеленые сосны, черные камни, бурую реку внизу в серые призраки.
Сейчас Вест едва верил, что в детстве каждый год с нетерпением ждал первого снега. Что он мог просыпаться утром и с восторгом смотреть на мир, укрытый белым покрывалом. Что видел в этом тайну, чудо и радость. Сейчас вид белых хлопьев, оседавших на волосы Катиль, на плащ Ладислава, на его собственную замусоленную штанину, наполнял его ужасом. Снова ледяные тиски холода, снова убийственная сырость, снова придется делать отчаянные усилия, чтобы двигаться вперед. Он потер одна о другую бледные ладони, понюхал воздух и хмуро взглянул на небо, не позволяя себе впасть в уныние.