Белая тень. Жестокое милосердие (Мушкетик) - страница 369

И уже курился из высокой трубы легкий дымок. А молодые все еще не выходили из рубленой, перекрытой этим летом коморы. Василь только начинал строиться и жил у тестя, — тот предлагал молодым комнату и светличку, но Василь примаком идти не хотел. На этой почве у них с Чуйманом произошел острый разговор, после чего между ними пробежал холодок неприязни. Тесть не захотел помогать в строительстве, даже отказался дать взаймы лес, которого во дворе и за сараями лежало на две хаты.

Двор у Чуймана длинный и узкий, комора — в самом его конце, да еще и за сараем, от хаты ее совсем не видно.

Савва Омельянович носил из огорода огромные волошские тыквы — признавал только такие, выкладывал их двумя рядами у стены коморы. Не клал, а бросал (хоть и жаль было тыкв), ухал ими о стену с досады на зятя. За то, что тот не признал его извечной мудрости, не принял с благодарностью любезного предложения, не называл «папашей», да еще привел в полное непослушание свою жену, его, Омельяныча, дочку. Падали в саду ранеты, сбивали с травы седую росу, напоминали о близкой зиме, об одиночестве, об одинокой старости.

Наталка почистила и вымыла рыбу, сложила ее в горшок, поднялась, опираясь на корытце. Уже хотела идти, как вдруг ее внимание привлек частый топот, она приложила руку ко лбу, вглядываясь в даль. С поля мчал всадник, он уже влетел под густые ветви садов, но не остановил коня, а только пригнулся и продолжал молотить прутом по ребрам гнедой кобылки. Это был соседский хлопец, Мишко, он пас лошадей, которых удалось раздобыть колхозу. Мишко еще издали увидел Наталку, закричал, размахивая прутом:

— Тетка Наталка, тетка Наталка, Иван едет!

Тот голос услышали все. Если бы сейчас с чистого неба ударил гром, если бы солнце сорвалось и упало за горизонт, наверное, они были бы потрясены меньше, чем этим известием. Все так и застыли: Чуйман — с тыквой в руках у коморы, Наталка, опираясь на корытце, у колодца, Канашка на бревнах.

— Какой Иван? — спросил Канашка.

— Ихний, — показал мальчик на Наталку и Чуймана. — Марийкин. Полторак. Вон там он… На танке…

— Ты… того… — нахмурил брови Канашка. Хотел выругать мальчугана, да не знал, за что.

Корытце упало, и Наталка, чтоб не упасть, схватилась за сруб. А Чуйман почему-то сплюнул и шмякнул тыквой так, что она разлетелась вдребезги.

А в улочке уже стоял железный грохот. Он нарастал и нарастал, переходя в рев, в гром, от которого звенели оконные стекла и густо сыпались в саду ранеты. Над частоколом мелькнуло что-то темное, заскрежетал металл, и вдруг затрещали ворота, огромное серое чудище с красными звездами на броне подмяло их, влетело на широкий двор.