Защита прошла успешно, только два голоса против, а это, как говорили мудрые люди, хорошо, ибо свидетельствует о принципиальности членов ученого совета, о серьезности проблемы и не вызовет подозрения ВАКа. Так случилось, что одно событие совпало с другим — днем рождения, и Неля пригласила своих коллег в ресторан. Чествовали именинницу в «Лыбеди», в малом зале, где низенький, разрисованный наивными лебедями потолок, разноцветные витражи и массивные квадратные колонны создавали атмосферу простоты и уюта. Тамадой был заместитель директора Карп Федорович Одинец, тамадой самозваным, но к этому привыкли, и на этот его второй пост не посягал никто, как, впрочем, и на первый. Дай бог только не попасть ему на зуб. Карп Федорович — человек примитивный, в глубине души злой и безжалостный, но, глядя на него, Дмитрий Иванович слегка иронично, а вместе с тем и серьезно вспоминал истину, что в природе все целесообразно и необходимо. Ему пришло в голову воспоминание о том, как в прошлом году они гостили у своих коллег в Фергане, как устали от нескончаемых тоев, от холодной и горячей баранины, от самого церемониала банкетов и как их тогда выручил Карп Федорович. Скользкие бараньи глаза — целехонькие, с бровями и тканями нервов, которые подавали наиболее почетным гостям, он глотал, как галушки, а один раз вдвоем со своим узбекским коллегой они съели целого барана. Правда, потом Карп Федорович и опозорил их изрядно. Когда накануне отъезда узбекские ученые позвали их на плантации, где уже созрели овощи (на Украине они еще не созрели), Карп Федорович набил синими баклажанами, кабачками, помидорами две огромные авоськи, которые всегда возил с собой в портфеле, — каждая из них могла вместить до двух пудов. Ему никто не пришел на помощь, и он плелся межрядьем к автобусу, пошатываясь и сопя, как паровоз, выпускающий пар.
С ним никто не ходил обедать — не заплатит сроду, избегали ездить вместе в такси и ходить в кино.
Зато сейчас Одинец блаженствовал. Его круглая, как днище в бочке, улыбка сверкала на весь зал. Он и сам круглый, широкий, толстый, с лицом одичавшего эпикурейца — толстые плотоядные губы, крупные надбровные дуги, рыжие волосинки, выглядывающие из носа, — пожилой сатир, который становился сатиром на час, а может, наоборот — все время был сатиром, а научная и административная работа была его маской. На работе он часто шумит, топает ногами, а потом упадет в кресло и кричит так, что падают с оконных стекол оглушенные мухи:
— Вы меня доведете до инфаркта. Вы меня вгоните в гроб, — подхватывается и стучит пудовым кулаком по столу: — Но сначала загоню вас я!