Жу уже вылезает из клетчатых штанов и натягивает на себя всё новое. Брюки широки в поясе, но сели на бёдрах. Внизу мешком, но можно же подвернуть. Рукава рубашки тоже закатаю. Колька был выше и шире в кости. Но неважно, всё это неважно. Жу хорошо, чужой запах обнимает, и Жу купается в нём, даже глаза закрывает и втягивает воздух шумно. На рубашку натягивает свитер. Вот он сел, как надо, толстый ворот обхатывает шею, можно поднять до ушей, и голова не будет мёрзнуть. Даже сапоги совсем немного великоваты, а если на двое носков, то норм.
Всё норм, вообще. Жу крутится по комнате, оглядывает себя, хлопает по ногам руками. Хорошо, так уютно и хорошо. И совершенно спокойно. Только в мужской одежде Жу чувствует себя спокойно, как будто так надо.
Видела бы Марина! А отец – видел бы он! Дома каждая мужская тряпка доставалась Жу с боем. С боем – или украдкой: из угла шкафа, куда отец бросает то, что не носит. Отцу сначала было как бы всё равно, но Марина категорически против, говорила, это потакает. Но Жу всё равно. Другое-то противно было носить.
Занавеска на кухню колышется, и Жу отвлекается, поднимает глаза. Но тот, кто стоял в проходе, уже вышел. Стоял, смотрел на неё – и только что вышел. Манефа? Колька? Жу улыбается и кричит в потолок:
– Спасибо!
– Но, ладно, – откликается из кухни. – Носи на здоровье. Всё будет в чём на улицу выйти, знашь. Пойдёшь куда, эт самое?
– Пойду, – говорит Жу и смотрит на окно, на дождь. Давно надо было туда пойти. – Пойду.
Жу поднимается на холм за домом Манефы и оглядывается назад. Весь дальний окоём, где Хоменки и Кошачий городок, уже залит солнцем. Неярким, сквозь тучи, но деревня кутается в него, как в цветной платок. А туда, куда идёт Жу, опять наползает дождь.
Резиновые сапоги велики. Жу подволакивает ноги, поднимаясь по дороге. Ничего, скоро подъём кончится, и тогда начнутся вон там, с левой стороны, памятники. Не смотри туда. Просто – не смотри. Быстрее проходи – и вперёд. И даже не думай пойти и искать. Бесполезно. Пропадёшь опять. Нет, надо по-другому – как они все тут: травина, Палкино. Безумие выбивается безумием. Только так.
Дождь накрывает, как будто Жу переходит некую границу. И дорога, и лес – всё пропадает за белёсой водяной пеленой. Жу идёт, путаясь в гигантском плаще. Подволакивает ноги. Когда сзади загудело, слышит не сразу – шумит дождь по капюшону. Оборачивается – защитного цвета УАЗ. Петляет по разверзшейся дороге, объезжает выбоины и ямы. Жу уходит с обочины на мягкую подстилку леса, чтобы дать проехать.
УАЗ тормозит рядом.