Я тоже ничего не слышал, но научился доверять интуиции Кеста и особенно слуху Брасти.
– Люди, – ответил Брасти. – По крайней мере дюжина человек, и, судя по топоту копыт, скачут они быстро.
– К оружию! – крикнул Фелток. – Поставьте чертовы повозки в круг и охраняйте госпожу.
– Времени нет, – сказал я, услышав лошадей. – Они появятся раньше, чем мы успеем переставить повозки.
– Чертовы деревья, – проворчал Фелток. – За ними даже разбойников не разглядишь, а проклятый Совет караванов не охраняет дорог с тех пор… – Он вдруг понял, что собирался сказать, и запнулся.
Но я молчать не собирался.
– С тех пор как герцоги убили нашего короля, а плащеносцам запретили охранять торговые пути? – закончил я за него.
– Фалькио, – сказал Кест, доставая меч, когда из-за деревьев появилась первая лошадь. – Ты опять за свое.
– Ты о чем? – спросил я, просто чтобы позлить его. Я обнажил рапиры, но затем как следует пригляделся к тому, кто ехал впереди отряда. – Черт!
Фелток и двое раненых охранников приготовили арбалеты, остальные обнажили клинки и прочее оружие.
– Что там? Их так много, что они смогут захватить караван? – спросил капитан. Он бешено моргал и щурился, пытаясь разглядеть, что лежит за сотней ярдов, разделяющих нас с врагами. Возможно, бывший воин стал охранять караваны именно потому, что глаза его утратили прежнюю зоркость.
– Не думаю, что им нужен караван, – отозвался Кест.
– Что тогда, черт побери, им нужно?
Пришельцы спешились и двинулись в нашу сторону хорошо слаженным отрядом. Тринадцать человек, один впереди.
– Бросьте оружие, шкурники, и на колени, – приказал тот, что шел впереди. Из всего отряда только на нем были доспехи – отличные доспехи, а не подлатанные наголенники и собранные из разных пластин латы, которые часто встречаются у сержантов-выскочек. Перед нами стоял герцогский рыцарь, возможно, даже капитан рыцарей.
Наверное, вы думаете: а чем отличаются рыцари от плащеносцев, если и те и другие каким-то образом связаны с законом и умеют драться? Самая очевидная разница в том, что они носят доспехи, а мы – плащи. Их готовят к войне, а нас – к поединкам. Кроме того, они дают клятву верности герцогу или герцогине, а мы присягаем королевскому закону, но не королю, заметьте. Рыцари полагают, что клятва, принесенная не человеку, а идее, вовсе и не клятва. Более того, они считают мерзостью тот факт, что, исполняя свой долг, мы ни перед кем не кланяемся. Есть, конечно, и другие различия, но главное в том, что рыцарями могут стать лишь благородные и свою честь они ценят превыше всего. Плащеносцы же ценят справедливость, и им трудно понять, каким образом грабеж, насилие и убийство вдруг становятся благородным занятием лишь потому, что тот, кому ты принес клятву верности, отдал тебе приказ.