Все.
Можно уходить.
Отворачиваюсь и делаю шаг. Нет, я не бегу — просто шаг, быстрый, но не оскорбительный. Я ведь не входил далеко, у самой двери встал, специально, чтобы…
— Что с твоим лицом? — спрашивает он вдруг.
Пожимаю плечом, не оборачиваясь. Не ответить — оскорбление.
— Обжегся.
А вот теперь я уже бегу.
В мастерскую нельзя — он может туда прийти и попросить… а, не важно, чего, главное, что придется с ним разговаривать и на него смотреть, зная, чего я от него хотел. И кем он меня из-за этого может — и должен! — считать.
На второй этаж тоже нельзя — там дед.
Какой же он, оказывается, маленький, наш клановый дом…
Выхожу на веранду и быстро пробегаю по ней за угол. Тут навалено всякого хлама, но если второй раз завернуть — будет маленький закуточек, старое кресло и какие-то ящики, кажется, чей-то старый гроб, была раньше мода… Здесь я прятался, когда был мелким, в кресле как раз хватает места усесться с ногами.
Пусть уходит.
Я и так уже натворил слишком много.
Но кто же мог знать, что такая мелочь… Дед мог. И я бы мог — если бы спросил. Не спросил. Значит — сам виноват. Самому и отвечать.
Странно. А ведь не страшно совсем. Становиться человеком я куда больше боялся. Во всем есть свои плюсы, если подумать и поискать хорошенько.
Только вот холодно…
Скрип досок. Ближе. Ещё ближе… совсем рядом. Сопение.
Ну что ему еще надо?!
— Тебя сегодня долго не было… ну я и подумал, что должен хотя бы что-то, ну раз уж… глянь вот!
Стоит, чуть высовываясь из-за угла, смотрит виновато. Улыбается. Так не улыбаются тем, кого ненавидят. Вытягивает из-за спины что-то, влажно поблескивающее:
— Вот… Я тут подумал… Ведь если там главное, чтобы именно человек, то какая разница — кто? Глянь, я правильно сплел?
А в руках у него — амагичка.
Самая что ни на есть настоящая. Я даже на расстоянии чувствую, как окружает ее плотным коконом полное отсутствие какой-либо магии. Настоящая амагичка. Выполненный королевский заказ. И мне больше не надо становиться человеком.
Странно. Я должен был бы испытать облегчение. Но его нет. Наоборот.
— И это… меня Алеком зовут, а то действительно как-то не по-людски…
Он улыбается кривовато. Симпатичная такая улыбка.
И именно в этот момент мне почему-то и становится по-настоящему страшно.
Моя бабушка терпеть не может оборотней. Просто на дух не переносит, это у нее чуть ли не с рождения, и даже смерть не сделала ее терпимей. Я не такой. Я — толерантен.
Но иногда...