– Да пошел ты… – говорит охранник. – Да, про инсульт было в газетах.
– Черт, – говорит заключенный Z. – Черт, черт. – Затем, прочувствованно глядя охраннику в глаза своими, полными слез: – Когда?
– Что когда? В газетах?
– Инсульт. Когда был инсульт?
Охранник встает и, очень похоже на заключенного Z, начинает нервно расхаживать по камере. Когда наконец останавливается, его глаза опущены к носку ботинка, которым он скребет по несуществующему пятнышку на полу.
Заключенный Z никогда его таким не видел. Совершенно новое поведение, какого он ни разу не фиксировал за все годы.
Заключенный Z спрашивает еще раз:
– Когда у него случился этот инсульт?
Охранник собирается с духом. Во взгляде, которым он смотрит на заключенного, – подлинная любовь. Он правда, по-честному всего лишь оберегал его.
– В две тысячи пятом. Кажется, в конце декабря. А второй, крупный – уже в две тысячи шестом. Один чуть раньше, другой чуть позже Сильвестрова дня.
– Что?
– Восемь лет назад. Крупный – сразу после Нового года.
– Не понимаю.
– Так я и знал, что ты с ходу не поймешь.
– В смысле – ты меня разыгрываешь, – говорит заключенный Z. – Это не может быть так.
– Генерал был в коме.
– Живой, но в коме?
– Типа того.
– Что типа? Типа в коме?
– Типа живой. С две тысячи шестого.
– И ты мне не говорил.
– Не хотел тебя огорчать.
– У единственного человека вне этой тюрьмы, который знал, что я здесь заперт, был инсульт. У единственного, кто мог распорядиться моей судьбой – дать мне свободу, – был инсульт, и ты девять лет ничего мне не говорил?
– Восемь.
– Что?
– Восемь лет.
– Черт! Как ты мог это от меня скрыть?
– Мы с мамой. Даже скорее она. Мама молится. И она думала, что у него все небезнадежно. И у тебя.
– Да объясни же толком!
– Я хочу сказать, что мы надеялись, мы оба, и, если уж говорить, то все надеялись, весь народ! Что когда-нибудь Генерал… что когда-нибудь он возьмет и проснется.
2002. Берлин
Джошуа сидит в комнате с огромным окном, выходящим на озеро. Он постукивает ногой и трет сонные глаза.
Открывается дверь, ведущая на кухню, и появляется паренек с двумя чашками кофе на подносе. Он торопливо ставит их на стол и торопливо уходит. Не успела кухонная дверь закрыться за ним, как в проеме главного входа показывается Зандер; его шелковая жилетка расстегнута, и, что еще более удивительно, расстегнута и крахмальная рубашка под ней.
Джошуа видит, какой у Зандера загорелый и волосатый живот. Он поворачивается к стеклянной стене, через которую всякий, у кого есть бинокль, может засечь этот непорядок в одежде.
Зандер, проследив за взглядом Джошуа, кажется, понимает, из-за чего он обеспокоился, понимает – и ему все равно.