Люси никогда не слышала этого термина. Чуть дальше в тумане мелькали тени. Силуэт собаки растворился в конце улицы. Весь город был погружен в тучу измороси.
– Во Франции уже был один случай, когда дали жизнь ребенку-лекарству, в самом начале 2011-го, а в Штатах это делается уже много лет. Правда, на каждом шагу такое не встретишь, тут все под жутким контролем.
– А в чем это заключается?
– Я вам рассказываю по-простому, ну, в общих чертах, у Мэгги взяли несколько яйцеклеток, которые доктор оплодотворил в пробирке своей спермой. Получилось несколько эмбрионов. Потом доктор выбрал хорошего эмбриона, который был с иммунной точки зрения совместим с братом, и снова подсадил его жене. Вот так он и родился, брат Ашиля, Эркюль[107], в 2012-м. Хм, док, он и впрямь любил мифологию, раз давал своим мальчикам имена ихних героев. Короче, бедный Эркюль едва вышел из материнского живота, как доктор уже взял кровь из пуповины, чтобы перелить брату и сделать таким образом пересадку костного мозга.
Люси впилась глазами в его губы. Все связи с расследованием были налицо. Зачатие in vitro, эмбрионы, яйцеклетки супруги в пробирке.
– Но сработала только часть его плана. Несмотря на все усилия дока, у Ашиля регулярно случались рецидивы, поэтому Эркюлю пришлось совершить все двенадцать подвигов – изъятия костного мозга, чтобы влить новую кровь брату. Как будто имя накаркало, вам не кажется? Вплоть до того дня, когда Ашиль умер от своей болезни в парижской больнице, весь утыканный трубками… Это было года через два после рождения Эркюля.
Люси без труда представила себе трагедию этой семьи, ад в больнице, смятение Гриффона, который, несмотря на все свои старания и борьбу, не сумел спасти сына. А еще чудовищную судьбу любого ребенка-лекарства, который явно не был плодом глубокого желания своих родителей и существовал только ради спасения жизни брата или сестры. Изготовленный и потребленный продукт.
– Их домработница жила в трех кварталах от моего дома. Она рассказывала, что после этого в семье стало непросто. Доктор видеть не мог Эркюля, он обвинял бедного двухлетнего малыша в том, что тот оказался недостаточно хорош, чтобы спасти брата. Он еще больше ушел в работу и уже не приезжал так часто на мыс. В последнее время, когда он уезжал в Париж, Мэгги на долгие недели оставалась с мальчиком одна, как затворница в их доме. И грустила, все время грустила.
Люси вспомнила меланхоличную манеру, в которой были написаны картины. Ни разу Мэгги не изобразила ни одного из своих детей. Или же от этих портретов избавились? Геган остановился у дамбы. На ее краю волны бились о железное заграждение, швыряя им в лицо пригоршни ледяных брызг.