Я поднял воротник куртки — из разбитой форточки отчаянно дуло — и поехал домой. Рукописи, документы и блокноты я нашел через пару недель в своем почтовом ящике. Батон и картошку не вернули.
Любопытно, как будет на сей раз, — подбросят в почтовый ящик или нет. Впрочем, какая разница…
Когда видишь опасность, допустим, угрожающего тебе ножом ублюдка, хоть знаешь, что делать: можно изловчиться и вырубить его или перехватить нож, на худой конец просто бежать. Контору не вырубишь и от нее не убежишь, но коли известно, почему она тобой интересуется, всегда есть возможность принять какие-то меры, погасить ее интерес к тебе. Тогда, пятнадцать лет назад, я сделал все возможное, чтобы больше не видеть и не слышать зловредные стишки, и конечно же предупредил всех, кого мог предупредить. Разумеется, об этом стукнули куратору с пробором, он еще раз позвонил мне в редакцию и стал выговаривать: как же так, мы же с вами договаривались о полной конфиденциальности, надо бы еще раз встретиться и все обсудить в деталях. Надо встретиться, ответил я и назло ему громко, чтобы все слышали, обозвал его по имени и отчеству, так присылайте повестку. Больше он меня не беспокоил.
Какие меры я могу принять сейчас? Как избавиться от навязчивого внимания конторы? Для этого прежде всего надо понять, чем вызвано ее внимание. Ждали, что я привезу с собою нечто, и поэтому подобающим образом встретили. Гену не тронули, — значит, ароматный Шуркин бизнес исключается, тут все в порядке. Что-то искали у меня дома, по компетентному мнению Артюши, контакты, вот уж мерзкое слово. Ладно, все мои контакты в телефонной книге и поминальнике, ищи, Галина Борисовна, рой носом, анализируй. Мне же, выходит, ничего пока не остается, как ждать, что она нароет. И пока выкинуть все из головы. А лучший способ выкинуть все из головы — заняться повседневными, будничными делами.
У меня всегда так получается. Перед отпуском, перед длительной командировкой я счастлив забыть о нерешенных проблемах, скомкать их, запихнуть в дальние ящики памяти и письменного стола — отложить неприятные объяснения, неотвеченные письма, неоплаченные счета. По возвращению все это выплескивается на мою непутевую голову ушатом холодной воды.
На сей раз я мог оставить до возвращения все, кроме одного: в моих отношениях с той, кому я звонил из нью-йоркской телефонной будки, давно следовало поставить точку. Я же малодушно не сделал этого до отъезда, а своим звонком из-за океана засадил абсолютно неуместную, ненужную нам обоим запятую. Всегда я так.
Первые три дня в Москве я так и не набрался мужества ей позвонить. И вот дождался — она позвонила сама.