Натан с Дорой встречали гостей в холле. Мы церемонно поздравили виновника торжества и вручили подарки.
Кстати, из-за подарка я сильно перенервничал.
В самом деле, что такой, как я, может подарить человеку, цена которому четверть миллиарда? Дома я наверняка придумал бы подарок-шутку, приятный одариваемому и доступный мне. Но здесь?
Когда я поделился с Шуркой своей заботой, он рассмеялся:
— Тоже проблема! Не держи в голове — здесь просто дарят бабки, в конверте.
Час от часу не легче: какова же должна быть сумма, приличная для вручения такому богатею? Шурка твердо сказал: важно внимание, а не сумма, по полсотне с носа вполне довольно — Натана и десятью тысячами не удивишь, а наши возможности он прекрасно себе представляет.
Вообще-то говоря, пятьдесят долларов для меня тоже сумма немалая, но я положил ее в конверт и в холле ресторана неловко протянул Натану. Тот благосклонно кивнул и небрежно сунул конверт в карман.
Вскоре после нашего прихода подтянулись последние гости, и Натан пригласил всех в зал. Стол был накрыт человек на двадцать, и Дора как хозяйка вечера рассадила нас, видимо, по тщательно продуманному плану. Поближе к виновнику торжества разместился люд постарше: плохо сидящие дорогие костюмы, много апломба и золотых зубов, на дамах — драгоценности с очевидным перебором и меха. В общем, те же персонажи, что и у нас, когда собираются в своем кругу цеховики, директора магазинов, кладовщики баз (не военных баз, а продовольственных), снабженцы больших заводов, словом, хозяева жизни образца пятидесятых — шестидесятых годов. Мне не раз приходилось бывать на таких застольях.
За столом Натана в этой традиционной компании выделялись две пары: скуластый мужичок татарского типа с курносой и голубоглазой женой и элегантная темноволосая пара в безукоризненных, словно прямо с показа моделей, костюмах. Шурка шепнул мне, что скуластый мужичок — персона весьма важная, поскольку представляет здесь какой-то российский нефтяной гигант, а темноволосая пара — очевидный признак смычки итальянских мафиози с их примерными русскими учениками, которые со дня на день превзойдут своих учителей.
Шурка, я и между нами Рита были помещены посредине длинной стороны стола, как бы отделяя старшее поколение гостей от молодежи. Молодежь же была представлена тремя дочерьми Натана и Доры, рыжими, носатыми и неуклюжими девицами от семнадцати до двадцати лет, которые, впрочем, вели себя шумно и заносчиво, Шуркиными близнецами и еще несколькими девами и юнцами, причем двое из числа последних были почему-то в черных шелковых ермолочках. На молодежной стороне стола, прямо напротив Натана и Доры, сидели еще двое парней: кряжистый армянин с приплюснутым носом и смятыми, пережеванными ушами и высокий сероглазый славянин, единственный среди гостей в смокинге, его светлые длинные волосы на затылке были связаны черной ленточкой в конский хвост, так, кажется, называется эта прическа у нас, а по-английски — пони-тэйл. Еще до Шуркиных объяснений я догадался, кто эти двое, — уж больно красноречив был их облик, к тому же слева под пиджаком армянина выпирала такая гуля, что оставалось лишь гадать, спрятан там у него наш родимый «калаш» или какой-нибудь непатриотичный «узи».