Собственно говоря, возвращаться на набережную не было никакого резона, а следовало, как настаивал Олег, ехать прямо к Натану и по горячим следам разбираться в том, что с нами приключилось. Признаться, я тоже склонялся к этому. Но Барбара, что называется, уперлась рогом и ни в какую: ее машина брошена открытой, там сумка, деньги, ключи от квартиры, водительское удостоверение, да и вообще время позднее и Натан давно уже спит, успеем все обсудить утром.
Я поглядел на часы — было за полночь. Натан и впрямь, скорее всего, уже спит, и что толку его сейчас будить. Олег нехотя согласился, но скрупулезно допросил меня, выпытывая мельчайшие подробности. На сей раз он мог быть мною вполне доволен — похоже, я ничего не упустил. А при упоминании штиблетов с бантиками он даже одобрительно закивал головой.
А «хонда» стояла, как мы ее бросили, — дверцы распахнуты, ключ в замке, Барбина красная сумка на заднем сиденье. К машине, похоже, никто и не подходил. Впрочем, отсутствовали мы, если разобраться, всего минут сорок, не больше.
Олег, как заправский сыщик, обшарил «хонду» в поисках вещдоков, ничего не нашел и пожелал нам с Барби покойной ночи. Я сел за руль, Барби примостилась рядом, и мы, разом повернувшись друг к другу, поцеловались, словно перевели стрелки на час назад.
Спустя вечность, когда мы оторвались друг от друга и я завел мотор, Барби достала сигарету, поднесла к ней прикуриватель, пыхнула мне в лицо синим дымком и заговорила довольно-таки стервозным тоном:
— Ты тоже хорош! Это ж надо — ехать к Натану! Я с тобою таскаюсь всю ночь, чтоб к этому козлу съездить в гости, да? Ты со мной собираешься спать или с Натаном? Если с Натаном, так прямо и скажи — я тебя мигом отвезу к нему.
Я заверил Барби, что спать намерен с ней и только с ней. А с Натаном — ни в коем случае.
И мы поехали к ней.
Сказать честно, я полагал, что, очутившись в квартире Барби, мы больше не станем оттягивать сладостный миг, а немедленно сорвем с себя покровы и бросимся в койку. Мне казалось, она ждет не дождется этого. Не тут-то было!
Едва включив свет, не дав мне даже осмотреться, она велела следовать прямо в ванную, полюбоваться в зеркало, на кого я похож, немедленно раздеться, бросить все шмотье на пол (не в бельевой бак, а на пол — я потом выброшу) и — в ванну. Барби, которая совсем недавно задыхалась в моих объятьях на переднем сиденье «хонды», куда-то исчезла, а вместо нее со мной осталась строгая негритянская мамаша, распекающая сына — драчливого уличного сорванца.
Я послушно проследовал в ванную и встал перед зеркалом. Матушка Барбара была права: с чудищем, которое на меня глядело, ни одна нормальная женщина просто не могла лечь в постель. С жовтно-блакитным фингалом на пол-лица, с раздувшейся губой и запекшейся на подбородке кровью, я походил на монстра из фильма ужасов. А моему выходному, купленному в Москве итальянскому костюму и впрямь место было в мешке для мусора — лацканы в крови и масле, один рукав оторван, пуговицы вырваны с мясом.