У нас дома скорее помрут, чем пропустят, а тут, к моему удивлению, передо мной притормозили, освободив местечко для старого Шуркиного «олдса». Кинув взгляд в зеркало заднего вида, я успел заметить, что за мной пристроился еще один отъехавший от аэрофлотовского офиса автомобиль — темно-синий величественный джип «гранд чероки». Это сейчас в Москве их, наверное, больше, чем в Нью-Йорке, а тогда я видел их впервые и, как у нас нынче говорят, от них тащился. А этот «чероки» вообще нельзя было не приметить — он был украшен всеми мыслимыми автомобильными прибамбасами: тут тебе и широченные шины, и усиливающие передний бампер хромированные трубы, и консоль с прожекторами на крыше.
Отъехав и влившись в поток, я стал лихорадочно соображать, что делать дальше. Шурка вот-вот выйдет, меня не найдет, станет паниковать. Ага, делать надо вот что: доехать по этой стрит до ближайшей авеню, взять направо, еще раз направо на следующую стрит, еще раз направо и еще раз направо — я снова окажусь на том же месте. Спасибо вам, первые застройщики островка Манхэттен, за мудрую планировку.
Так я и сделал — прополз минут за пятнадцать полкилометра и вновь подъехал к тому месту, с которого меня согнала уродина в полицейской форме. Прежде чем остановиться, я глянул в зеркало и увидал там все тот же «чероки», должно быть выполнявший мой маневр по такой же причине. Шурки на тротуаре не было, зато стояла черная полицейская и с очевидным злорадством ждала, когда я перед ней остановлюсь. Я не стал делать этого, а пошел на второй круг. Представляю себе, как бы потешался надо мной любезный мой московский дружок Левушка Корсунский и как бы он обложил мерзкую гаишницу. «Чероки» остался у меня на хвосте.
Слава Богу, когда я третий раз подъехал к Аэрофлоту, Шурка уже метался на тротуаре. Полицейской не было. Я распахнул пассажирскую дверь, Шурка плюхнулся на сиденье, и мы потащились на квартиру Барби. Где-то позади мелькнул последний раз разукрашенный джип и исчез из поля зрения.
Вечером, по сценарию моего последнего дня в Америке, предстояла парти в честь отъезжающего гостя. Надо сказать, что это мероприятие уже несколько дней вызывало определенные трения. Барби ни в какую не хотела уступать Шурке право на устройство прощального ужина, шли напряженные телефонные переговоры, но в конце концов она сдалась: в ее студии было бы не повернуться.
Вновь по завету Антона Павловича стрельнуло ружье, появившееся аж в первом акте: Шурка наконец-то достал из кладовки привезенный мною казан и полдня священнодействовал с рисом, бараниной и одному ему известными специями. Если бы не изменения в моей личной жизни, я бы тоже был при деле: когда Шурка варил плов в Москве, я непременно приезжал загодя, и мы возле булькающего казана попивали водку — обязательно из пиалушек, для колорита. И порой к приходу гостей изрядно набирались.