Между тем мы уже почти приехали. Промчались по проспекту до последней станции метро — отсюда видна кольцевая автодорога, развернулись и ушли в жилой массив. Пошла череда одинаковых многоэтажек улучшенной (по сравнению с чем?) планировки, по-осеннему тоскливые голые деревья, развезенная по асфальту глина, переполненные мусорные баки, сиротливые машины, скучившиеся на узких тротуарах. А вот и моя одноподъездная башня, вот и мой старичок «москвич», на всякий случай — береженого Бог бережет — стреноженный, хитроумно обездвиженный мною перед отъездом.
Я дома.
Мы уже входили в подъезд, когда меня окликнули. Оглянулся — сосед Гоша, в ватнике и обвисших на коленях трикотажных тренировочных штанах, возится в своем «жигуле» семьдесят какого-то года выпуска. Колоритнейшая личность этот Гоша, доложу я вам. Профессор юриспруденции, разочаровавшийся в советском праве и, как он сам говорит, ушедший из него влево: в своей квартире он выгоняет тюльпаны к великому всенародному празднику Восьмое марта и продает их на рынке. Я зову его цветоводом-мичуринцем.
— С приездом, сосед! — крикнул мне профессор Гоша, высовывая голову из-под капота.
— Здорово, мичуринец! — ответствовал я. — Как луковицы?
Гоша распрямился и, приложив черный от машинного масла палец к губам, скорчил страшную мину — его деятельность на ниве цветоводства известна всему дому, но гриф «совершенно секретно» еще не снят. Я понимающе закивал головой: мол, все понял, больше ни слова.
— А я тебя, сосед, давно поджидаю. Тут на прошлой неделе у тебя делали уборку, я и спросил, когда хозяина ждать. Сказали, вот-вот прибудет. Как съездил-то? Как там Америка?
Я насторожился. Убирать мою квартиру никому не поручалось, да и ключи я никогда никому не оставляю. Ну разве что Артюше Косову — когда ему негде уединиться с очередной подружкой.
— Кто делал уборку? Ты ничего не перепутал?
— Да нет. Я как раз к машине спускался, а они твою дверь отпирали — мужчина и женщина, очень миленькая, я еще тебе позавидовал. Приветливые такие…
Не дослушав Гошу, не рассказав ему, как там Америка, не удостоверившись даже, что с луковицами все в порядке, я взбежал на третий этаж и вставил ключ в замочную скважину.
Времена нынче наступают тревожные, давно пора укрепить дверь и врезать новый, приличный замок — так поступают нынче все серьезные люди, но я тот еще разгильдяй, к тому же убежден, что брать у меня в квартире нечего. С полоборота ключа я отпер разболтанную дверь и шагнул в крохотную прихожую. Мои спутники стояли у меня за спиной.
У меня типовая из типовых однокомнатная квартиренка. Открыв входную дверь, сразу обозреваешь все свои владения: десятиметровая (предмет всеобщей зависти) кухня справа и двадцатиметровая жилая комната слева — как две неравные штанины. Когда несколько лет назад я сюда въезжал, планировал порушить стену между комнатой и кухней и создать единое пространство обитания. Я тогда и не ведал о существовании жилищ, вроде Барбиной студии, поэтому считал себя пионером-квартиропроходцем и очень гордился своей идеей, однако до реконструкции руки не дошли, и перегородку я так и не снес. Ограничился тем, что побелил все стены, а ванную комнату выкрасил в черное — по-моему, красиво.