– Мама Трентона болеет? – Хоук резко нажимает на кнопку вейпа, затем ещё раз, но зарядка видимо закончилась, поэтому кидает его мне в ноги.
– Умерла, – отвечает грубым голосом.
– Прости, я не знала, – тут же отдёргиваю себя.
– Ты знаешь и без меня, что она кололась. Никакой тяжёлой болезни не было, передозировка, и она сдохла. – резко бьёт по рулю, я вздрагиваю. – Эта сука искала героин как еб*нная тварь, отравляла не рождённого ребёнка, и теперь он там, совсем один. И я, бл*дь, ничего не могу сделать.
Рукой провожу по шее, дёргаю длинные локоны хвоста, пытаясь унять свой болтливый рот, мне неудобно, что я задела его чувства и услышала то, к чему не имею никакого отношения. Машина останавливается у ворот, он нажимает кнопку на домофоне и заезжает в тёмный двор.
Я жду, пока Хоук припаркует машину в гараже, так как не умею пользоваться их сигнализацией, чтобы не встряхнуть весь дом. Но кажется, ему откровенно плевать на спящих здесь людей. Как только мы заходим в холл, раздаётся бешеный звон сигнализации, он начинает включать везде свет и громко передвигаться по первому этажу. Скидывает с себя пиджак, который цепляется за маленькую фарфоровую вазу. Я подскакиваю, чтобы спасти её, но слишком поздно. Она падает на пол, издаёт грохот и разбивается. Звуки сигнализации прекращаются, в доме наступает адская тишина. Прикрываю глаза и замираю на месте, мужчина смотрит на меня. Он кажется абсолютно невменяемым.
– Ты сейчас сядешь рядом со мной и расскажешь, что именно у них здесь произошло. И мы вместе, ты слышишь? ВМЕСТЕ подумаем, почему все это происходит, – я тут же согласно киваю, начинаю собирать осколки, лежащие на полу, чтобы никто впоследствии не поранился. – Оставь, – он коротко прикасается к моей руке и тут же указывает на кухню. – Все просыпаемся, – орёт он во всю глотку, – Живей, поднимайте свои задницы с кроватей, пока я не разнёс этот дом.
На ходу сбивает ещё несколько ваз, я успеваю отпрыгнуть в сторону, едва закрыв при этом уши от шума. Поднимаю глаза на лестничную площадку и вижу столпившихся людей, все ещё одетых в ночные сорочки. Тем временем из кухни доносится лязги и грохот, я спешу туда. Все, что было на полках, валяется на полу, столовые приборы, ножи, разбитый домашний фарфор.
– Прекращай, – перекрикиваю шум, когда разъярённый мужчина дёргает ножку стола, обхватываю его руку и приподнимаюсь на носочках так, чтобы быть с ним лицом к лицу. – Хоук, перестань, все наладится.
Его мокрые от пота волосы, бледное осунувшееся лицо с жуткими синяками под глазами представляет собой маску. Он тяжело дышит, заглядывает мне в глаза, становлюсь перед ним, обхватываю плечи и прижимаю к себе. Лёгкая дрожь в его теле, он опирается на меня, кладёт свою голову мне на плечо и замирает. Я чувствую волнение и нежность к этому человеку, тяжело разобраться в себе, но именно ему сейчас нужна моя поддержка. Поглаживаю его спину, упираюсь лицом во влажную футболку и вбираю в себя всю его боль.