— Да нет, — покачал головой Лиза. — Он еще в молодые годы одному из них, Джимми, кажется, морду набил. Этот Джимми у пиратов теперь за главного.
— А за что он тогда его в молодые годы, как ты выражаешься? — поинтересовалась Мадлен.
— Да с девчонками они нашими жестоко обращались, а этот капитан, Николай Котов, комсоргом что ли был. В общем, за честь наших девушек вступился так, что этот Джимми до сих пор его кулаки помнит.
— Да, африканцы в любви жестоки, очень жестоки, тут ты права… — пробормотала Мадлен.
— Ты чего там зависла, как компьютер? — включилась в разговор Татьяна.
— Да так, вспомнилось… — поежилась Мадлен.
— Ну, ну, расскажи-ка нам случай из твоей бурной молодости, — попросила Татьяна.
— Может, ей неприятно вспоминать… — попыталась защитить Мадлен Лиза.
Но Татьяна ее оборвала:
— Ну да, неприятно! Если бы было неприятно, она бы давно сменила профессию. Правда, Мадлен?
— Да что ты знаешь о моей профессии? — вдруг горько спросила Мадлен и, закусив губу, заплакала.
— Ты что, Мадлен, успокойся, — попросила Лиза и обняла Мадлен за плечи.
Та, однако, резко вывернулась и вдруг заговорила каким-то сухим, чужим голосом:
— Вы думаете — я тут хорохорюсь, веселюсь, прикалываюсь от большой радости? Я так страх, даже можно сказать, ужас подальше прячу. Я когда здесь на корабле черных увидела, думала, дар речи потеряю… Вы же понятия не имеете, что такое африканская любовь, страсть… Они же, у себя в Африке, в каком-то там племени, один мне студент-медик рассказывал, клитор у девчонок выдирают, чтобы потом они по жизни только маточный оргазм испытывали. А что уж говорить о том, как они девчонок всем племенем в женщины посвящают… Жуть, да и только. Им что до крови соски покусать, что рыбью кость во влагалище сунуть, что сигаретой кожу прожечь… ничего не стоит… Я еще когда только начинала работать, меня с еще одной девчонкой снял один. Они любят, чтобы одна беленькая, полногрудая, как я была, а другая — тоненькая, темненькая, смугленькая… А сам, вы бы его видели, ни кожи, ни рожи! То есть рожа есть, но именно рожа, вся какими-то шрамами-тату изукрашена. Низенький, кривоногий, лысый с кучерявым пушком на макушке. И не коричневый, а именно черный, иссиня-черный. Приехали на какую-то хазу, он свет выключил, музыку какую-то свою дикую, барабанную включил и траву поджег, наркотики какие-то… Сам разделся и давай по кровати прыгать. Белки глаз только в темноте сверкают и кровью наливаются. Жуть. А нам же отработать с ним целую ночь, до утра нужно… Я потом два месяца лечилась. А девочка, что со мной работала, по-моему, так и не вылечилась тогда. В психушку ее забрали.