Зимородок переправил свой разрисованный фургон через реку на пароме Гидеона, а последний вдобавок был до глубины души поражен тем фактом, что Тамаш заставил мулов и лошадей войти в воду и самостоятельно переплыть на другой берег.
– Лошади и мулы любят меня, – сверкнув одной из своих белозубых улыбок, сказал Зимородок.
Тамаш повел животных на новое пастбище, а Розалия принялась обустраиваться со своей маленькой семьей на новом месте. С другого берега, стоя на крылечке «Лесной чащи», София смотрела, как яркое пятно платья Розалии появляется то тут, то там у нового жилища. Спустя несколько дней, когда Анри собирался переправиться через реку, чтобы разметить третий участок и место для хижины, София воскликнула:
– Подожди, я поеду с тобой!
– Что?
– Приличия требуют нанести визит новому соседу. Я хочу навестить Розалию.
София не наносила визитов вежливости, и сама мысль об этом даже не приходила ей в голову с тех самых пор, как она покинула Вильямсбург. Признаться, она не могла понять, почему вдруг сейчас у нее возникло подобное желание. Тем не менее она надела свежий капор, прихватила с собой немного чая из коры эфирного дерева, корзиночку со свежими яйцами и кружок сбитого масла, и Анри перевез их в лодке на другой берег реки.
Тамаш отправился вместе с Анри, заявив, что подумывает прикупить еще земли, поскольку со временем рассчитывает увеличить поголовье лошадей. Он хотел, чтобы Анри показал ему и другие участки, которые собирается продать. Розалия же приняла свою первую гостью с таким изяществом и благосклонностью, словно это была не хижина, а королевский дворец. Она приготовила чай, и обе женщины уселись за небольшой столик со скамьями по бокам. Обе сидели, выпрямив спины, показывая тем самым, что получили должное воспитание.
После обмена любезностями София выразила надежду, что Розалия обретет счастье в своем новом доме. Затем они отметили, что погода стоит прекрасная. Розалия, в свою очередь, поинтересовалась, каким образом София обучает детей грамоте. Далее они выяснили, что если в детстве София увлекалась акварелями полевых цветов, то Розалия предпочитала набрасывать пейзажи.
София была озадачена. Перед нею предстала совсем иная Розалия, чем та, которая с горящими глазами несколько дней тому отплясывала колдовской танец. Происходящее живо напомнило ей чаепитие с сестрами Хокхерст. София, долгие годы даже не задумывавшаяся о том, какое воспитание получил кто-либо из ее знакомых, решила, что Розалия – совсем не та, за кого себя выдает. Очевидно, в свое время ее воспитывали точно так же, как и саму Софию, поскольку, помимо сравнения детских увлечений живописью, в ее речи проскользнуло упоминание о няньке и уроках музыки. Когда Розалия не могла подобрать нужное английское слово, она переходила на итальянский, а не испанский. София вот уже много лет не разговаривала на итальянском, но обнаружила, что в состоянии поддерживать разговор, не испытывая особых трудностей. Между ними установилось нечто вроде дружеского взаимопонимания. Беседа завязалась легкая и непринужденная.