Розалия со вздохом открыла свою корзину.
– С чего же начать? – пробормотала она, готовя для детей хлеб с помидорами и солью. – Хотя я знаю, что мне станет легче, когда я расскажу вам все.
– Да, начинайте, – произнесла София, очищая вареные яйца. Она вдруг поймала себя на мысли, что ей действительно интересно. А еще она проголодалась.
– Для начала вы должны знать, что я родилась не в Испании, а на Сицилии, хотя она и находится под испанским влиянием. Тамаш – Gitano, цыган. Он мне не отец, хотя я была бы счастлива, если бы он был моим отцом вместо моего собственного. Я нахожусь здесь, потому что мой дорогой муж велел мне спасти нашего ребенка. Я была беременна, когда видела его в последний раз. Но спасти и его я была бессильна. Такое вот горе постигло меня. Мы постарались уехать как можно дальше, я и Стефания, но тяжесть и тоска, лежавшие у меня на сердце, отнюдь не облегчили наше путешествие. В этой долине, где поселил нас Тамаш, мы поистине добрались до края земли, но, во всяком случае, оказались в английской колонии, и впервые за долгие годы я чувствую себя в безопасности. Мы с дочерью бежали от инквизиции. Известно ли вам, что это такое?
София надолго задумалась, потом кивнула.
– Да, я помню кое-что из уроков в школе, когда была еще маленькой.
– На Сицилии вера гнетет вас так же, как давит летняя жара. Словно ядовитый фимиам, она душит каждого, присутствуя повсюду в виде позолоченных сводов соборов, святынь, выстроившихся вдоль улиц, и образов святых, которые висят над дверью каждого дома. Говорят, что в Новом Орлеане нет инквизиции, но теперь он принадлежит испанцам, и кто может быть уверен в том, что она не доберется и туда?
В Палермо, в нашем летнем палаццо в горах, куда ни кинь взгляд, везде видны церкви, соборы, женские и мужские монастыри, усыпальницы и изображения святых. Они неустанно напоминают вам о том, что Господь вездесущ, всевидящ и гневен, что он готов покарать безбожников и поразить отступников. А здесь – английская колония, где нет ни церквей, ни монастырей, ни мужских и женских обителей. Здесь нет иезуитов. И от этого воздух становится чище. Тут можно дышать.
В Палермо есть тюрьма инквизиции – место страшное и грозное, как нахмуренный лик Господа. Оттуда вернулись немногие. Говорят, что стены казематов покрыты рисунками и надписями, именами узников и мольбами, обращенными к Деве Марии и Святой Розалии. «О Санта-Розалия, ты, спасшая Палермо от чумы в 1624 году, избавь меня от мук и пыток этого места». Мне больно думать о том, что Стефано, мой супруг, добавил свое имя к списку узников под ним. Меня назвали в честь святой. Я тоже молилась святой Розалии, но она отвернулась от меня и не ответила на мои мольбы. Я искала помощи везде, о чем и поведаю вам.