– Так что ты об этом думаешь? – спрашивал меня Колдер.
Я оторвался от своей потной ладони, поднял на него сонный взгляд слипающихся глаз и взъерошил волосы, убирая их со лба и приговаривая:
– Думаю, что это бред. Я не хочу в этом участвовать. Я все сказал тогда или ты меня не слушал?
– Как можно было тебя не слушать? – Он улыбнулся. На секунду его глаза сузились с характерной хитринкой и наигранностью. – Ты говорил достаточно… жестко. И громко. И, как я понял… – он перевел взгляд на пол, – в наших взаимоотношениях все еще имеются бреши.
– Ты даже не представляешь какие.
Я не знал, чего стоило ждать от него после этих слов, после этого безобидного признания, выпущенного с такой легкостью. А Колдер не показал эмоций. Он лишь склонился над коленями, уперев локти в них, и сплел пальцы в замке.
– А что думаешь об этом ты? – Меня действительно это интересовало.
– Думаю, что соглашусь, потому что, возможно, другого такого предложения у меня не будет. Хотя роль гея меня пугает. Она способна поставить на мне клеймо. Сейчас не лучшее время для таких фильмов…
– Как раз наоборот. В последнее время режиссеры обратили свои взоры на табуированные темы, которые для ночного Лос-Анджелеса уже обыденность. В Содоме и Гоморре смущенно краснеют.
Колдер усмехнулся.
– Согласись на это хотя бы ради денег, – предложил я.
– Почему же ты сам ради этого не согласишься?
– Если я даю советы, это еще не значит, что сам бы им последовал.
– Дело вовсе не в деньгах, а в… удовольствии, которое я могу получить от этого. В самом процессе заключается суть: в блаженстве и свободе с легкостью, которую я могу ощутить благодаря этой роли, стать на секунды другим, забыв о себе настоящем.
– Смотри не потеряйся в этой роли.
Колдер умел толкать красивые речи, и при всей моей всеобъемлющей душевной гнили до сердца смогла добраться чистейшая игла восхищения и пронзить его насквозь.
– Почему ты не хочешь играть? – спросил меня Колдер.
– Почему? Потому что… меня не привлекает эта роль. Даже за деньги.
О, если бы это была единственная причина! Эта роль была не столько непривлекательная, сколько пугающая и непривычная мне, а сыграть ее на пару с Колдером – некогда раздражающим незнакомцем, который за время нашего общения не смог стать менее раздражающим, – для меня невыносимо и тяжело почти физически. Но это были лишь два ножа, запущенных в мою крохотную уверенность в принятии этого вызова самому себе. Третьим был этот парень, точнее, не он лично – это был таинственный симбиоз ненависти и зависти к нему, смешанных до состояния однородной массы, с восхищением и симпатией.