И вот другой вопрос: как мне ему отплатить? Как заставить в эти нелегкие времена улыбнуться?
Передо мной холодильник, набитый уже забытой мной здоровой едой. А еще есть я – парень, не способный правильно приготовить жалкий тост. Но проснувшийся Колдер избавил меня от метаний, сонно выглянув из-за рук. От его неожиданного пробуждения я сделал шаг назад. Кажется, он хотел мне улыбнуться, но, вспомнив о моей утрате, надел маску холодной скорби и спросил:
– Ты поел?
– Да… спасибо, – не сразу вспомнил я о благодарности.
– Ты… – начал Колдер. Он не знал, как отныне разговаривать со мной. Тот откровенный, но мучительный разговор, и вот теперь – уход Ганна.
Кем я отныне должен считать Колдера? Знакомым? Другом? Приятелем? Партнером?
– Я со всем разобрался, – он виновато поджал губы, осознав, что слово «разобрался» могло меня ранить. Но это было не так. Я знал, что ему было тяжело говорить. Не легче, чем мне. – Единственное, ты бы хотел, чтобы его… или?..
– Похоронили, – твердо ответил я, словно давно так решил, хотя сам за все время ни разу не подумал об этом. – Его дети похоронены, и я думаю, он хотел бы, чтобы и его предали земле.
– Хорошо. – Колдер устало вздохнул и встал со стула. – Тогда я сейчас позвоню и…
– Нет. – Я перехватил его руку. – Я сам. Я должен… сам.
Сердце колотилось в груди, совсем как накануне смерти Ганна. Я словно вновь был в том коридоре, прижимался к двери, за которой еще теплилась ускользающая жизнь, и стучался в двери, стучался что есть сил, крича и моля. Я делал это потому, что боялся остаться один. Я не думал о жизни самого Ганна. Его утрата заставила меня выучить этот урок, и сейчас я хотел взять на себе похоронные тяготы, чтобы дать Колдеру отдохнуть.
Я выучил и другой урок: не скрывай своих чувств. Особенно от тех, кто стал важной частью твоей жизни. Иначе может наступить момент, когда ты соберешься показать их, а будет уже поздно.
– Спасибо. – Я смягчил хватку, смотря ему в глаза. Как же это было тяжело: обнажать настоящего себя, демонстрировать свою искренность, а теперь еще показывать слезы – слезы благодарности. Боже, я стал слишком ранимым. – Спасибо, что пришел и помог. Если бы не ты… не знаю, что со мной стало бы.
Колдер был напуган. Из-за моих слез, благодарности, слов – я не знал, но ощутил нестерпимое желание, сравнимое с отчаянием, повторить наше объятье.
Робко, опустив взгляд, я подошел к нему ближе, прижался лбом к его плечу, медленно положил руки на его спину и сомкнул их в слабом замке, слегка, почти отстраненно прижимаясь, а сам дико желая большего.