Широко раскрытыми глазами Прокофьева следила за происходящим. Она была готова заорать от ужаса, но ее все-таки сдерживала близость опасности. Раненого Рыжова выволокли на улицу и после короткого допроса добили выстрелом в упор в голову. В уже мертвого Савелия была выпущена еще одна автоматная очередь. Что называется, братва патронов не жалела. Тело его тщательно обыскали, завернули в заранее заготовленный черный полиэтиленовый мешок, плотно перевязали веревкой, вывезли к лесу и выбросили в кусты, как раз те самые, в которых сидела Прокофьева.
Прячась в углублении, напоминавшем нору, Настя чувствовала себя, как мышь, попавшая в западню. Одной частью своего сознания она понимала, что происходит нечто ужасное, а другой никак не могла допустить, что все это происходит рядом с ней и наяву. Такого ужаса она не испытывала даже у себя на квартире в стычке с нагрянувшим туда для расправы с ней Вовой Носком. И как ни странно, тогда она ужаса вообще не испытывала, когда осознала, что должна сражаться, чего бы ей это не стоило. Тогда в ней жила какая-то неистовая сила, двигавшая ею. Сейчас же, увидев своими глазами чудовищно жестокую расправу, она не могла справиться с проснувшимся в ней страхом перед актом убийства человека, который разговаривал и смеялся с ней еще вчера.
Насте захотелось закрыть глаза, чтобы, как в детстве, проснуться после чудовищного кошмара и обнаружить, что все это ей только снилось. Но это не снилось, — она это понимала. Кровь в висках бешено пульсировала, а сердце чуть ли не выпрыгивало из груди. С того момента, когда бандиты уехали, оставив свою жертву на съедение лесным зверям, прошло минимум полчаса, прежде чем Прокофьева отважилась выползти из укрытия. Она осторожно приблизилась к тому месту, где бандиты оставили мешок, чтобы бросить последний взгляд на то, что осталось от ее недавнего знакомого, который, возможно, продолжи она свой путь с ним дальше, мог бы стать чем-то большим, чем просто знакомым, и разрыдалась. Ей хотелось заскулить, как собака, но она сдерживала себя, всеми силами стараясь не уступить нахлынувшему отчаянию. Слезы душили, не давая возможности сосредоточиться. Перед глазами все плыло. Она не знала, что ей дальше делать, куда идти, к кому обращаться.
В траве возле Саввы Рыжова валялся его пистолет. Настя машинально подняла его и положила в сумку. Теперь у нее снова были два пистолета, пистолет Носка и пистолет Дыма, двух мертвецов, неожиданно свалившихся на ее голову.
«Господи, Боже мой», — подумала Настя. Не сумка, а склад оружия и барахолка: там еще лежала так и не сожженная Прокофьевой пижама, которую она не отважилась теперь оставлять здесь, на месте преступления, чтобы не навлечь на себя лишние подозрения.