– Ах, Толли, как ты меня напугал! – вздыхает женщина. – Что там происходит?
– Как всегда, мам, ничего особенного: мадам Удальцова вопить изволит на мадам Лебёдушкину. Обвиняет её, что та подложила ей в суп кусок мыла.
– Господи, твоя воля… – приговаривает женщина, а мужчина весело крякает:
– От бабы! А та чего?
– Говорит, ежли бы у неё было мыло, ни за что бы не стала тратить его на такую паскуду, как Удальцова.
– Толли, не выражайся.
– Это цитата, мам.
Слышно, как он садится за стол, двигает посуду. Шумно хлебает чай, обжигаясь. Торопится. Кусает что-то – хлеб, бутерброд? Ни запахов, ни образов, одни звуки.
Артём медленно двигается вокруг невидимого стола, старается держаться в тени, чтобы не выходить в тот белый, призрачный свет, что бьёт в окно, старается шагать так, чтобы не производить лишних звуков. Но пустое пространство не реагирует на него. Пустое пространство только помнит и говорит.
– Не торопись, Толь. Жуй нормально. – Мать подвигает ему тарелку.
– Пора, мой друг, пора… – Хлебнул ещё раз, резко отодвигает стул, встаёт. Так близко, что Артёму кажется – сейчас наступит ему на ноги. Он шарахается, но призрак проходит сквозь него, как и положено призракам – за спиной хлопает дверца невидимого платяного шкафа, стучат вешалки, шуршит одежда, давно ставшая тленом. Слышно, как он влезает в рукава. – Ах, да, я же вчера встретил Матвеева на Двадцать пятого октября!
– Да ты что! Они тоже вернулись? – ахает мать.
– Вернулись. Говорит, им дают комнату в Столешниковом переулке.
– Надо же, надо же, – усмехается отец, перебирая невидимые страницы газеты. – А ведь до последнего хотели остаться.
– Он давно не работает на железной дороге, что ему там делать, – говорит мать.
– Давно. С двадцать пятого, кажется. Ну да, с двадцать пятого. Мы ещё…
Но отца не слушают:
– Ты знаешь, что его Володя пишет неплохие стихи? – спрашивает мать сына. Тот пропускает мимо ушей:
– В общем, сейчас они здесь, ждут заселения. Володя ещё не приехал, кстати, только собираются.
– И что говорят? Как там все? Как Галечка? Как Надя?
– Всё хорошо. Вам приветы. Спрашивал про Сергея.
– Про Серёжу? – странная тень мелькает в голосе женщины. – И что ты ему сказал? – голос напряжён. Отец отвлекается от газеты. Оба слушают внимательно, особо внимательно.
– Да ничего. – Кажется, Толя пожимает плечами. Должен бы пожать. – Что всё хорошо, устроился. Работает на заводе. С нами не живёт, ему свою комнату да…
– На каком заводе? – перебивает отец. – Ты сказал, на каком?
– Ох, ну, прекратите! Сказал, не сказал. Что я могу сказать, если сам ничего не знаю? Всё, мне некогда, я побежал. Буду поздно! Тсай-тиен!