– Мама. Мам.
– Что?
– Зря ты так. Ты ведь даже не спросила, для чего мы туда ходили.
– Знаешь, мне не интересно. И давай не будем…
– Мы убедиться ходили. Что он умер. Своими глазами увидеть.
Стул скрипит.
– Подойди сюда, – зовёт мать. – Помоги мне, – стеклянным, неестественным голосом.
Зоя подходит.
– Нитку в шпульку вставь, будь добра, что-то не вижу, – продолжает мать так же громко, ненатурально. И только Зоя наклоняется, шепчет в самое ухо. – Никому не говори больше, поняла? Никому никогда.
– Но почему? Он же у…
– Ты была там? Ты убедилась? – тем же сдавленным шёпотом.
– Нет, но я…
– Ну вот и не говори.
Щёлкает вставленная в паз шпулька. Машинка строчит опять.
– Мама, но ведь всё кончилось, – говорит Зоя странно, не то вопрос в голосе, не то надежда. – Теперь будет новая жизнь.
– Не знаю. Я ничего не знаю, Зой.
И опять наваливается тишина.
Артём понимает, что не дышит. Когда становится вот так тихо, он не дышит и слушает. Где они? Почему молчат? Что случилось? Комната застыла в неясном свете. Идёт время или не идёт – не понятно. Идёт или не идёт.
Т-т-т-т-т, – выплывает из тишины стрекочущий звук машинки.
– Да погоди же ты, Зоя. – Шёпот. Звенящий, игривый. Странный. Но Артём узнаёт голос – Володя.
– Мне надо доделать. А то Света твоя не поверит…
– Она ещё нескоро приедет. Зоя, Зайчик, ну, посмотри же на меня, я же здесь, ну…
– Володя, я сто раз говорила, не дома…
– Зайчик мой, Зайчик, да ну их всех к чёрту, дома, не дома, кто они все такие, да они нужны были только, чтобы мы с тобой встретились, ну, Зайчик, ну…
Шорохи, шорохи. Машинка стыдливо смолкает. Что-то падает на пол. Артём стоит посреди комнаты, оцепенев. Сердце колотится.
Дверь. Открылась. Закрылась. Очень тихо.
Резко, поспешно – они отскакивают друг от друга. Скрипит стул – Зоя садится рывком. Владимир – где он?
– Людмила Ивановна? Добрый вечер!
Голос неестественно бодрый. И больше сказать нечего. Молчит. Наверное, смотрит то на Зою, то на её мать. Кашляет.
– Ну, я, собственно, на минуточку заскочил. Вот. Завтра тогда, да? – к Зое. – Людмила Ивановна, всего хорошего.
Дверь открывается и закрывается снова. Мать как стояла у входа, так и стоит.
– Он рубашку приносил починить, мам. Пока Света… Пока Светлана Александровна с Олежеком у бабушки, некому, вот он ко мне… мне…
Сбивается. Молчит. Потом слышно – оборачивается снова к машинке, поправляет что-то, перещёлкивает лапку и – т-т-т-т-т-т-т-т-т, – как пулемёт.
Вдруг – обрывает, стучит по ней руками, бьёт по педали. Скрипит стул.
– Ну чего ты молчишь?! Я дрянь, да?! Дрянь? А я его люблю, ты слышишь?! Я могу кого-нибудь любить?! С первого дня, как они заехали, понимаешь, с первого дня! И я не могу так больше! Понимаешь ты, нет – не могу! Без будущего, без перспектив, без всего! Ябольшенемогу-у-у…