Лин пришла сюда, пробыла много часов на солнце, потому что там был подавленный юноша, которого никто не заметил.
Леандр Кейен был с сильным материалом, она это знала, но он перепутал ноты в одном месте, и это сбило остальное выступление. Он не смог оправиться от ошибки. Этого она всегда боялась — его тревога могла погубить его.
Она печалилась. Он бросил Лин, но сперва спас ее. Она не забыла.
* * *
Место Поэта — на Горе, ветер в лицо. Он неожиданно подумал об этих словах мастера, выходя из роскошной кареты в облако запаха жимолости и света луны. Марлен решил, что его место в комнатах, и там его жизнь обретет форму. И на форму повлияли Марилла, мастер Гелван, а теперь и придворный поэт, торопящий Марлена в покои в замке.
Не гора, тут были бархатные диваны и изящный стол, мягкий разноцветный ковер. Но Марлену дороже были книги: полки сокровищ в кожаных обложках.
Легенды, мифы и обсуждения их значения. Легенды считались символическими рассказами, чье значение было скрыто. Лорд Геррард точно думал об этом, когда подбирал книги на полки.
Марлен был пьяным, радость победы пульсировала в нем. Это был пик его жизни. Он купил его жуткой ценой, но было поздно жалеть. Товарищи-поэты поздравляли его, и похвала аристократов пьянила сильнее всего.
Теперь была почти полночь, но придворный поэт решил пригласить Марлена к себе в покои.
— Вина? — спросил он у Марлена, вынимая пробку из графина. Блеск рубина подмигивал Марлену из-за стекла, и он согласился. Эта ночь была сильнее вина, что плескалось в бокале. И он думал о песне.
Он вспомнил один из первых уроков, когда он был долговязым и пятнадцатилетним, и они с Дариеном толкались локтями, когда мастера отворачивались. Когда они узнали таинство создания песен в ночи, ведь чары приходили с тьмой. Каждому юноше выделили комнатку в горе. В каждой горела свеча. Окна выходили на скалы и океан, вода шуршала, и слышались крики чаек.
Марлен сперва ненавидел эти упражнения, эту вынужденную тишину и одиночество. Но со временем это стало частью него. Это давно прошло, и он видел, как ночи одиночества — мысли из его разума переходили на бумагу в свете свечи — были единственными моментами, когда он был спокоен. Когда он мог алхимией тьмы и потока слов утолить нужду, под поверхностью разума просыпались страхи, как морские чудища под водой. Невидимые, но рядом.
Никон Геррард резко отвлек его, сказав:
— Я ждал встречи с твоего впечатляющего выступления, Марлен. Но это не может тебя удивлять. Мой интерес к новой крови — не тайна.
Марлен сел ровнее. Кресло было удивительно удобным, хоть и резным, но он не дал себе расслабиться. Он выиграл, да, но все еще могло пойти не так. У этого человека, который назовет своего преемника, был ключ к будущему Марлена в руках. И Марлен сказал осторожно: