Порыв ветра принёс запах гари, взметнул ввысь облачко пепла, серые частички радостно вспорхнули, словно стая мотыльков и, поколебавшись, опять укрыли землю серой пеленой. Алексей вдохнул полной грудью пахнущий пожаром воздух, с хрустом потянулся и расправил плечи. «Итак, Моисея нет и не надо! Без новомучеников наподобие Христа и компании тоже обойдёмся, а то начнётся — возлюби ближнего, подставь щёку… Не царское это дело, бродить по пустыне или висеть на кресте в назидание потомкам. Мы люди простые, не отягощённые научными степенями и философскими теориями. На слезинки невинных ребёнков нам тоже наплевать с высокой колокольни! Значит, один в поле не воин? Это верно, потому что окружат и забьют палками, а то и вовсе заплюют. Поэтому в одиночку в полях не воюют. А вот в городе, да в лесу дремучем одиночка ещё какой воин»! Алексей оборачивается, серая от пепла и пыли стена крепости разлеглась среди руин, словно откормленная гадюка на грядке. «Схожу, как стемнеет, — решает он. — Приценюсь, что к чему, на людей погляжу, но себя не покажу. Может, повезёт, прибью кого-нибудь. А лучше живьём поспрошаю. То-то фантазия моя разыграется!»
Пацанский бункер встретил Алексея спёртым воздухом и клубами табачного дыма. Опустошенные банки распространяют пивную вонь, горы креветочной шелухи тоже воздух не освежают. Захмелевший дед Борис сидит в обнимку с упоротыми пацанами, рубашка расстегнута до пупа, физиономия пылает, впалые щёки лоснятся жиром. Гремит припев разудалой песни времен развитого социализма:
— Е-если долго мучицца,
— Что-о нибудь получицца-а!
Ксения сидит в уголке и преувеличенно внимательно рассматривает пол. Словно ожидает появления той самой ямы, в которой исчезают люди. «Что ж, все при деле! — подумал Алексей. — Пора собираться на экскурсию в кремль». Ружьё решил оставить, всё равно патронов кот наплакал. Пулемёт тоже не годится — слишком тяжело и шума много. Остаётся только нож. Алексей сует в карман кусок хлеба и целлофановую упаковку копченого мяса.
— Ты куда? — спрашивает Ксения.
— Погулять. Представляешь, родился и вырос в этих местах, а в кремле ни разу не был. Только на картинках видел.
— И что?
— Вот, посмотреть хочу! Вдруг сломают всё «зелёные» завтра-послезавтра!
— Я с тобой!
— Э-э, мадмуазель, я не расположен гулять при луне и пудрить мозги в расчёте залезть под юбку. Совсем о другом думаю.
— Я не ношу юбок! — сердито шипит Ксения. — И лезть ни в какое место не позволю, понял? Я с ними оставаться не хочу.
Алексей взглянул на компанию. Пацанов развезло, ирокез лениво жует крабовую палочку, глаза сошлись на переносице. Генерал вытянулся на табуретке, лицо отрешенное, словно сел на карандаш и теперь раздумывает, как бы его достать незаметно для других. Интель в смокинге громко сёрбает остатки пива из банки, глазёнки блудливо косятся на девушку. Дед Борис, совсем ослабевший без привычки, дремлет лицом в креветочной шелухе.