— Ну да, — кивнул Алексей, — кормят, поят, дают размножаться — чего еще-то?
— Стоило огромных трудов втемяшить в тупые башки, что так жить нельзя. Опять наркота, явление божка баранам, устранение маловеров…
— По накатанной дорожке!
— Посоветовали ограбить прежних хозяев по полной программе, потому что в бегах надо на что-то жить. Вывели идиотов с применением спецэффектов, а потом сорок лет выбивали дурь. Увы, это помогло не очень. Жадность — врожденная черта этих людей. Она ослепляла их, лишала разума и элементарной осторожности. На земле нет другого племени, которое бы не подвергалось таким гонениям! — с горечью в голосе восклицает Рувим. — Поколение за поколением повторяло одни и те же ошибки, мы уже хотели махнуть на них… этой… как ее… а, операционной конечностью!
— Руку так назвал, что ли? — удивился Алексей.
— Не суть важно, — мотнул башкой Рувим. — Так вот, мы бы и махнули, но! Один умник предложил действовать иначе. Одному художнику неудачнику — из другого племени! — внушили примерно то же самое, что и этим лохам. Ну, что его племя избранное, а он избранный в квадрате и потому вождь. А поскольку двум избранным племенам быть вместе невозможно, то одни избранные других избранных обязаны зачистить! Он и начал зачищать, да так, что бывшие воры и рабы сразу поумнели. Засуетились, перестроились и занялись делом.
— А именно?
— Писатели, продюсеры, режиссеры, сценаристы-артисты-юристы-правозащитники… попробуй, тронь! На тебя столько высококачественного говна выльют — век не отмоешься, до конца жизни будешь нацистом-фашистом, бессердечным троцкистом!
— А Бернштейн здесь при чем? Ах, да…
— Вот-вот, — укоризненно буркнул Рувим. — Что б знал! Главное, иметь печальный вид, разговаривать вежливо и, когда лезешь в чужой карман, скромненько опускать глазки.
Рувим издает утробный рык, лицо наливается дурной кровью. Алексей сноровисто хватает за ворот и сует мордой в пол. Вонючая струя блевотины хлещет из пасти правозащитника, привольно разливаясь по паркету ароматной лужей. Ксения забирается на стол с ногами, брезгливо отворачивается и зажимает нос рукавом. Извержение желудка прекращается, Алексей встряхивает Рувима, вата с нашатырем втыкается в нос. Рувим дергается, будто шило в задницу сунули, глаза лезут из орбит.
— Н-нн-е надо! — мычит Рувим.
— Тогда продолжай. Иначе клизму сделаю, — вежливо предупредил Алексей.
— Наш обожаемый вождь изучил вашу породу, знает ваши слабости. Ничтожное насекомое!!! — срывается на фальцет голос Дейча. — Ты даже не представляешь, с кем говоришь! Я, Ёхъя… — кха-кха! — заходится кашлем пьяный «юберменьш», — с самого начала был сторонником решительных действий. Но фюрер мудр, он решил удостовериться во всем сам. И вселился в тело одного… не помню имени. Он еще бароном стал, потомство дал, представляешь? Как его — Ротш? Рожп? Вот вертится на языке, а не вспомню! Этот человечек полное ничтожество — алчное, завистливое, грязное и вонючее существо — ну, просто настоящая ошибка природы. А если шутка природы, то глупая, — после паузы произнес Дейч.