К невыносимо огромной голове, покрытой редким рыжим пухом, как будто прицеплено было крохотное тело в подгузнике и мягкой белой рубашечке и кружевных носочках.
– Ох ты ж, девочка… – выдохнула Ягу. – Как же тебя…
– Это мальчик, – поправил обретший дар речи Тир. Голос у него был, как из картона.
– А что с ним?
– Ну, как минимум, гидроцефалия, – сказал Гайюс. – А что еще… Тир?
– У нее всё, – Тир кивнул головой на Мадлен. Та сунула руку в карманы своего мешковатого пестрого платья, вынула пластиковый конверт, отдала Гайюсу.
Перебрав бумажки, он сложил их обратно.
– Так чем вы его кормите?
Тир снова кивнул на Мадлен.
– Молоком, конечно. Он же больше ничего не ест. Как ни старайся. Ну и что же теперь? Совсем не кормить? Он так любит молоко…
– Но не усваивает? – подошла ближе Калавера.
– Ну, не то чтобы не усваивает, – сказал Гайюс. – Просто оно на него действует как яд.
– Но он его любит! – всхлипнула Мадлен. – А я его люблю, я же не могу ему отказывать. Он ведь больше совсем ничего, совсем…
– Но ему же нельзя. Ты же его травишь, – сказала Ягу. – Почему ты ничего не говорила нам?
– А вы тут ни при чем! – ощерилась Мадлен, сделавшись сразу такой, какой они все ее помнили: маленькой, смертельно опасной.
– Как это ни при чем? – возмутилась Ягу. – Это же мы с Данди его сделали.
– А где Кристина? – спросил Данди.
– Ти-хо! – по слогам сказала Калавера, но сейчас не услышали даже ее. Все спуталось, говорили все разом, перебивая друг друга, только некоторые реплики взлетали над бурным потоком и не всегда можно было понять, кто что сказал.
– Казеин!
– А где Кристина?
– Он что, совсем-совсем никакой?
– Да он же говорит, вы что, не слышите!
– Ну не может он говорить, не может! Казеин же ему нельзя было…
– Вот же дрянь!
– Да что вы все гадости несете про молоко? – закричала в конце концов Мадлен. – Все же знают, что единственная подходящая и безопасная пища для младенца – это материнское молоко.
– И сколько лет младенцу? – ядовито осведомилась Калавера.
– А сколько бы ни было! Это святое!
– Ты сама до сих пор материнское молоко сосешь – вот и у тебя такая башка. «Ах, мама сказала то, ах, мама сказала это!» Носишься со своей мамочкой-кровопийцей, как с… – Калавера не успела подобрать подходящее сравнение, Мадлен зашипела в ответ:
– А ты вообще материнского молока не нюхала! Муньека! Чучело фарфоровое!
– Да, я кукла, и что? Ты на себя посмотри. А туда же: молоко, молоко, мамочкино молоко. Да лучше вообще его не нюхать и не пробовать, чем вот так, – Калавера развела руки по сторонам головы, показывая гигантский размер. – Вот он не согласен ни на что, кроме молока, а молоко его уродует и убивает.