– А когда родился этот ребенок?
Все посмотрели на Тира. Тир посмотрел на Дока, перевел взгляд на Клемса, пожал плечами.
– Да ладно, скажи, как есть, – откликнулась на его взгляд Калавера. – Все знают.
– Ну… – смущенно сказал Тир. – Через полгода после того, как Клемс погиб.
– Клемс? – переспросил Гайюс. – Это какой-то другой Клемс, или вот этот?
Калавера зевнула, тряхнула головой.
– Этот самый, скажу я, если никто другой не решается.
– А как же он с нами сидит, если он погиб? – спросил Гайюс.
– А это не ко мне вопрос, это к Доку.
– Мы о ребенке говорили, – сказал Док на крохотную дольку мгновения раньше, чем следовало бы.
– Какое благородство! – прошипела Калавера. – Это сейчас так принято, что сильные мужчины с боевым опытом прячутся за младенцев?
– Ты не права, – спокойно посмотрел ей в глаза Док.
– А всё-таки, когда это было? – снова спросил Гайюс, и Док кивнул:
– Когда это было? Кто-нибудь может сказать? – и снова посмотрел на Калаверу. – Ты можешь?
Она нахмурилась, перевела взгляд на Мадлен. Та беззаботно пожала плечами: счастливые часов не наблюдают, вот и я не стану – ни часов, ни лет. Все молча, растерянно переглядывались, как будто что-то случилось, но никто не заметил, что именно, только волна прошла – всё уже не так, но как? Что произошло? Еле заметно качнулась земля под ногами – это землетрясение или показалось? И какого ответа ждут все? И на какой вопрос?
Только шипели капли жира, падая на темнеющие угли, и едва слышно поскрипывало кресло-качалка.
Девять, сказал Рей. Доку показалось, что все услышали этот голос. Он встал, подошел к Мадлен, требовательно протянул руки.
– Не дам я его тебе! – вскрикнула Мадлен, быстро отворачиваясь, заслоняя собой ребенка. – Ты ему навредишь.
– Нет.
– Не дам!
– Мне – дашь? – тихо спросил Гайюс.
Мадлен огляделась. Все как будто потянулись к ней, и Ягу, и Енц, и Данди. Тир стоял, сжимая и разжимая кулаки, с лицом, как у сомнамбулы. Калавера переводила взгляд с Мадлен на Дока, нехорошо усмехаясь. Один Гайюс просто сидел, опустив на колени мягкие руки, просто смотрел, ничего не выражая лицом. Мадлен бросила на Дока злобный взгляд и, аккуратно обойдя его, приблизилась к Гайюсу, положила ему в руки сверток. Гайюс кивнул, молча развернул одеяло. И тут все услышали, что ребенок плачет: тихо, непрерывно, на одной тоскливой безысходной ноте. Даже непонятно было, как они могли не слышать этого раньше – одеяло не было таким уж толстым. А еще через миг они осознали, что слышали этот звук всё время, просто не замечали. Тихий монотонный вой был как будто примешан ко всем звукам, к разговорам и шелесту листвы, потрескиванию и шипению в костровой чаше, ко всем словам и вздохам, ко всему смеху, ко всему молчанию этого вечера. Но они не замечали его, почти так же, как не замечали присутствия Клемса. И все посмотрели на Клемса, а потом снова на ребенка, старательно впихивая в себя открывшееся им зрелище.