При прощанье, орошая обильными и безутешными слезами большие сильные руки, Фике торжественно поклялась прекрасному офицеру ни на минуту не забывать его, быть верной ему до могилы и выйти за него замуж в тот час, в который решители ее жребия дадут согласие.
* * *
А про Брауншвейг в краткой политической географии 1745 года сказано следующее: «Большой и притом довольно укрепленный город, который для знатных своих ярмарок, так же и для разных выдержанных осад, а напоследок и для тамошнего пива, мумма называемого, славен».
Был умный зимний день. Ни дикого ветра с ледяной речки, ни злого мороза, ни бессмысленной январской капели. Было в меру по-зимнему холодно, в меру по-зимнему тепло. Падало, казалось, с неба замерзшее молоко.
Христиан-Август ел картофельный суп. Разумеется, всякий видел глаза животного — жующего, пьющего или испускающего мочу? Спокойные, исполненные серьезности глаза? Такие глаза были у Христиана-Августа, когда он ел картофельный суп.
Иоганна-Елисавета страдала. Она спрашивала себя: «Ну почему же это должно происходить так громко? Нет, не напрасно говорят про англичан, что они нарочно ходят слушать, как немцы кушают суп».
А Фике под эту музыку мечтала о дяде. Он обещал, не позже как в первых числах февраля, приехать в Цербст. Коричневолосая девица въявь представляла, как они будут целоваться, пока не распухнут губы, и под башней Роланда, опушенной снегом, и на развалинах крепостных укреплений XV века, и на всех скамеечках, стоящих на берегу замерзшей речки. Возлюбленные начнут целоваться при белых звездах, так поэтически называла Фике снег, а кончат, когда звезды, падающие с неба, станут голубыми. Звезды будут таять на горячем дядином лице. У дяди будет мокрый рот. Он будет целовать ее мокрым ртом. Мысль об этом обстоятельстве почему-то доставляла Фике особое наслаждение.
Принесли телятину под белым соусом. Не успел Христиан-Август проглотить куска, как вошел камер-лакей с сообщением, что прибыла эстафета из Берлина.
— Принесите пакет сюда, — сказал фельдмаршал.
* * *
Мы, кажется, еще не поставили в известность, что как только Елисавета Петровна села на родительский престол, Фридрих II, король прусский, зная привязанность императрицы ко всем своим родственникам, в том числе и к голштинским, поспешил произвести князя Христиана-Августа в фельдмаршалы.
Король прусский, впоследствии прозванный Великим, считал необходимым поддерживать дружбу с русскими варварами. Он полагал, что и будущие правители Пруссии, в интересах отечества, принуждены будут следовать его примеру.