— Конечно.
Завитки ушей у Фике больше не рдели до конца ужина и, вообще, никогда больше не рдели от близости своего жениха, а вскоре и мужа, может быть, чересчур откровенного.
Об откровенности, кажется нам, следовало бы при случае обстоятельно потолковать: что это за свойство и каких душ и каких сердец и каких умов — добрых или злых, возвышенных или низменных, честных или преступных.
— А вы знаете ли, сестрица, историю Наталии Лопухиной, матери дамы моего сердца? — спросил Петр Федорович не совсем твердым голосом.
— Нет, ваше высочество, не знаю.
— Госпожа Лопухина в Сибири. Мрачная история, клянусь адом! А перед отправлением туда ей, черт побери, сочли полезным урезать язык, да еще плетьми отстегали. Каково, сударыня, варварство?
Пытаясь отвлечь Петра Федоровича от малоуместного повествования, Фике воскликнула:
— Какое вкусное блюдо, ваше высочество, эта «щучина».
До ничтожной ли рыбы было рассказчику.
— Вы, конечно, сударыня, желаете узнать, — вопил он, — какое государственное преступление совершила сия красавица? В таком случае, позволю доложить вам, что главнейшая вина госпожи Лопухиной была в ее красоте. Поверьте, сестрица, красота у нее, черт подери, была неземная, первейшая в Петербурге. А теперь первейшая у тетушки. Кому охота быть второй, если совсем нетрудно стать первой, не так ли, сударыня?
— Вы ничего не кушаете, ваше высочество.
— А когда монарх пожелает избавиться от соперницы, клянусь головой, не столь уж трудно найти зацепочку.
— Ваше высочество, как вы вчера стреляли уток?
— Удачно, сударыня. Итак, не успела еще моя тетушка помечтать о доносе на госпожу Лопухину, как он был уже и написан, а следственная комиссия, в которой на одного каналью приходилось по два негодяя…
— Ваше высочество…
— Удачно! удачно!.. А следственная комиссия, состоящая из каналий и негодяев, черт побери, уже и дозналась до самых сокровенностей.
— Ваше высочество…
— Ага! Я вижу, вы сгораете от любопытства поскорей узнать, до каких сокровенностей дознались эти канальи и негодяи.
Фике покрылась капельками холодного пота.
— Имейте в виду, сударыня, что дыба была у них правой рукой и колесо, черт побери, левой, а дознались мерзавцы вот до каких сокровенностей, — и сделал прекомичнейший нос из десяти пальцев.
— Однако, судя по вашему лицу, сестрица, вы, кажется, опять собираетесь меня спросить, удачно ли я стрелял уток?
— Вы ошибаетесь, ваше высочество, — смутилась Фике.
— В таком случае, — и вспылил, — да слушайте же вы меня, наконец, сестрица!
Фике подумала: «Нет, я ему никогда не понравлюсь, если не буду терпеливо слушать его истории, к сожалению, не совсем уместные».