Екатерина (Мариенгоф) - страница 59

— Конечно.

Завитки ушей у Фике больше не рдели до конца ужина и, вообще, никогда больше не рдели от близости своего жениха, а вскоре и мужа, может быть, чересчур откровенного.

Об откровенности, кажется нам, следовало бы при случае обстоятельно потолковать: что это за свойство и каких душ и каких сердец и каких умов — добрых или злых, возвышенных или низменных, честных или преступных.

— А вы знаете ли, сестрица, историю Наталии Лопухиной, матери дамы моего сердца? — спросил Петр Федорович не совсем твердым голосом.

— Нет, ваше высочество, не знаю.

— Госпожа Лопухина в Сибири. Мрачная история, клянусь адом! А перед отправлением туда ей, черт побери, сочли полезным урезать язык, да еще плетьми отстегали. Каково, сударыня, варварство?

Пытаясь отвлечь Петра Федоровича от малоуместного повествования, Фике воскликнула:

— Какое вкусное блюдо, ваше высочество, эта «щучина».

До ничтожной ли рыбы было рассказчику.

— Вы, конечно, сударыня, желаете узнать, — вопил он, — какое государственное преступление совершила сия красавица? В таком случае, позволю доложить вам, что главнейшая вина госпожи Лопухиной была в ее красоте. Поверьте, сестрица, красота у нее, черт подери, была неземная, первейшая в Петербурге. А теперь первейшая у тетушки. Кому охота быть второй, если совсем нетрудно стать первой, не так ли, сударыня?

— Вы ничего не кушаете, ваше высочество.

— А когда монарх пожелает избавиться от соперницы, клянусь головой, не столь уж трудно найти зацепочку.

— Ваше высочество, как вы вчера стреляли уток?

— Удачно, сударыня. Итак, не успела еще моя тетушка помечтать о доносе на госпожу Лопухину, как он был уже и написан, а следственная комиссия, в которой на одного каналью приходилось по два негодяя…

— Ваше высочество…

— Удачно! удачно!.. А следственная комиссия, состоящая из каналий и негодяев, черт побери, уже и дозналась до самых сокровенностей.

— Ваше высочество…

— Ага! Я вижу, вы сгораете от любопытства поскорей узнать, до каких сокровенностей дознались эти канальи и негодяи.

Фике покрылась капельками холодного пота.

— Имейте в виду, сударыня, что дыба была у них правой рукой и колесо, черт побери, левой, а дознались мерзавцы вот до каких сокровенностей, — и сделал прекомичнейший нос из десяти пальцев.

— Однако, судя по вашему лицу, сестрица, вы, кажется, опять собираетесь меня спросить, удачно ли я стрелял уток?

— Вы ошибаетесь, ваше высочество, — смутилась Фике.

— В таком случае, — и вспылил, — да слушайте же вы меня, наконец, сестрица!

Фике подумала: «Нет, я ему никогда не понравлюсь, если не буду терпеливо слушать его истории, к сожалению, не совсем уместные».