— Трое дозорных, — шепотом доложил он Ратиславу. — Один с нашего края балки, вон за теми кустами, второй на той стороне между деревцами. Видишь?
Боярин кивнул.
— И последний в самой балке, ближе к нам в ивняке у ручья. Во-он, саженях в ста. С той стороны стана в балке их табун с двумя табунщиками.
— Понятно, — еще раз кивнул Ратислав. — Ладно, пока отходим и ждем конца ночи.
Так же, сторожась, отошли на версту от становища и там боярин объяснил, кому чего предстоит сделать. Брать татар решил, как обычно, ближе к утру, когда сон особенно сладок, а у сменившихся, толком не проснувшихся дозорных, слипаются глаза. После того, как все обсказал, разрешил людям немного подремать. Сам тоже прилег, завернувшись в плащ.
Проснулся, как и хотел, до света. Могута уже ходил между спящими, будил. Те, поднимались, терли лица, выпавшей на траве росой, и беззвучно исчезали в темноте. Могута отправился с воинами, которые должны были напасть с противоположной стороны балки. Оставшиеся с Ратьшей воины, выждали время, нужное соратникам для того, чтобы добраться до определенных им мест и тоже двинулись к татарскому стану. Залегли саженях в ста от кустов, где скрывался татарский дозорный. Снять его Ратислав послал двоих, опытных в таком деле. Через какое-то время с той стороны раздался чуть слышный шум. Готово. Боярин поднялся на ноги и, пригибаясь, двинулся вперед. Полтора десятка воинов последовало за ним. Добрались до края балки, подали сигнал, мол, с дозорным покончено, и затаились. Справа из балки закричала пустельга. Понятно: и этот дозорный готов. Еще немного погодя, пустельга прокричала с противоположной стороны балки и почти сразу слева, оттуда, где пасся татарский табун. Небо на востоке начало светлеть. Ночная тьма потихоньку сменялась утренними сумерками. Можно начинать. Ратислав каркнул вороном, вынул кривую хазарскую саблю из ножен и двинулся вниз по откосу. Воины, растянувшись цепью, шли следом.
По дну балки роса выпала особенно обильно. Трава здесь стояла высоко, потому одежда у Ратьши сразу вымокла выше пояса. Стал мокрым и рукав кафтана на левой руке, которой он раздвигал траву, чтобы потише шуршала. Пахнуло дымком, от продолжающих тлеть костров. А вот и первый спящий враг, укрывшийся от ночного холода и утренней сырости овчиной. Рядом лежит лук в налучье и два тула непривычной формы, набитые стрелами. Голову татарин положил на седло, седло лежит на небольшом кожаном щите. В изголовье воткнуто копье. Из-под дерюги высовывается широкая сабля в ножнах. Молодец — все оружие под рукой. А вот еще один спящий и еще. У каждого в изголовье торчит копье. Хорошо, глядишь, никого не пропустим. Чуть подальше почти прогоревший костер, подернутый светло-серой золой. От костра все еще поднимается тонкий дымок.