– Как же тебя, братец, угораздило? – поинтересовался Бутырцев.
– Эх, ваше высокоблагородие, – обратился оборотень к магу по чину, солдату так привычнее, – разве угадаешь, где соломки надобно постелить? Мне бы на бастион, в деле участвовать, а не траншеи по ночам рыть. Замолвите словечко, не побрезгуйте! Я бы отработал вам, послужил бы, вот те крест святой, истинный. Я бы и охотником на вылазку пошел. Не могу, тошно мне здесь.
– Как же ты, Иной, в Бога веруешь? – заинтересовался Бутырцев.
– Господь к каждой твари милостлив, – отвечал солдат.
– И к вампирам? – продолжил теологическую беседу маг.
– И к ним, к вурдалакам-упырям. Чай, у них тоже душа есть христианская, – уверенно гнул свое оборотень.
– Они же нежить!
– Господь разберется. Ведь это Он их создал.
Бутырцев только диву давался от таких слов солдата, простого русского Иного.
* * *
Дома Бутырцева ждал Филипп. Даже не надо было спрашивать, каким ветром занесло юного мага к начальнику – перебинтованная левая рука, уложенная в повязку-люльку, говорила сама за себя. Нырков был бледен, но держался молодцом.
– Что с вами, Филипп Алексеевич? Дайте-ка я руку осмотрю.
– Ранен в руку осколком бомбы. Был с приказанием от штаба на четвертом бастионе. Туда пробрался спокойно, траншеей шел. Иначе никак – французские штуцерники голову поднять не дают. Обратно тоже удачно выбрался, уже думал, что ничто меня не достанет. Тут ка-ак бомба сзади ахнет! Осколки так и засвистели, а у меня даже защитный амулет не активирован. По руке будто топором тупым стукнуло. Рука повисла. Боли не было поначалу, только чувствую – рукав шинели намокать стал, и кровь с пальцев закапала.
Юноша рассказывал, Бутырцев снимал с его руки шины и разматывал бинты. Мичман сидел спокойно, но по тому, как он морщился и даже охал, когда Темный слишком резко отрывал очередной слой бинта от раны, было понятно, что Филиппу очень больно.
– Потерпите, потерпите, я бы мог сразу магией обезболить, но так я лучше пойму, как вас подлечить. А повязка у вас правильная, аккуратная. Где перевязывали?
– На первом перевязочном. Сама Даша забинтовывала, – с гордостью сказал раненый, но слегка засмущался.
– Сама Даша?! – восторженно отозвался Бутырцев – подкузьмил юного воина. – И что же, хороша собою?
Удержаться от безобидной шутки у старого Темного недостало сил. Да и к лучшему это – глядишь, переключится герой со своей раны на другие мысли.
Но Нырков не поддался на подначку.
– Миловидная барышня. Но главное – руки у нее добрые и душа золотая – ко всем относится с состраданием. Все раненые, кто был на перевязке – и офицеры, и нижние чины, – все хотели, чтобы она хотя бы прикоснулась к изувеченному телу. Поговаривают, что ее прикосновение сил придает. Право слово – истинная Светлая.