– Обычные, из костей и мяса, – под общий смех пошутил кто-то из оркестрантов.
– Мы и в Альминском бою были, – добавил седой барабанщик.
– И ты в строю был? – продолжал опрашивать бравого трубача Бутырцев. – Да ты кури, голубчик, кури.
– Знамо дело, вашвысбродь, без трубачей какой же строй? – солдат даже удивился нелепому вопросу.
– Известно ли вам, братцы, что штуцерники в первую очередь выцеливают офицеров, а во вторую сигнальщиков: трубачей, барабанщиков?
– Как же, знамо дело, – рассудительно отвечал трубач. – Сегодня Петра Бойко убили, навылет грудь прошило. Мы ведь приказы своими трубами передаем. Без нас делу труба, – невольно скаламбурил он.
– И все равно идете в бой?
– Как не идти? Кто же сигнал к атаке исполнит? – удивился непонятливости заезжего господина капрал.
– Так и ретираду трубить сегодня пришлось, – вступил в разговор Нырков. – В чем же разница?
– Пришлось. Но атаку я трублю с радостью, а отступление – с сердечной печалью, – поделился пониманием своего ремесла музыкант.
– Поняли, господин мичман? Как тонко и точно сказано! Порадовал, братец. Как же звать тебя? – У Бутырцева от слов капрала даже настроение улучшилось.
– Капрал Скиба, вашвысбродь! Антоном родители нарекли, – сконфузился от похвалы капрал.
– Ждет ли тебя кто дома? Жена аль родители?
– Не женат я. А маманя ждет. Сын нашего барина в нашем полку служил. Поручик Петровский. Он перед войною в отпуске был, иконку от мамани моей передал, не погнушался просьбу простой бабы выполнить, царствие ему небесное, еще в Альминском деле голову сложил.
Помолчав несколько секунд и думая о чем-то давнем, Бутырцев подошел впритык к капралу и сказал:
– Ты вот что, Антон Скиба, ты уж порадуй меня, братец, выживи, вернись с этой войны к матушке своей живым. Сдюжишь? – и, повернувшись к Ныркову, попросил: – Филипп Алексеевич, дайте ему целковый из казенных денег, я свой кошелек не захватил.
– Так пропьет же, Лев Петрович! – удивился щедрости Темного Светлый.
– Конечно, пропьет. Вы уж, братцы, помяните товарищей, что головы за царя и за Севастополь сложили, – добавил он, обращаясь к музыкантам.
– Благодарствуем. Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие, помянем, – нестройно отозвались оркестранты.
– Сдюжу, – твердо пообещал минуту спустя Скиба в спину офицерам.
Бутырцев его услышал.
* * *
Когда в темноте они подходили к дому на Морской, Бутырцев поинтересовался у Ныркова:
– Филипп, а ты, часом, не услышал сегодня там, на Сапун-горе, в шуме магического фона звонкого голоса трубы?
– Нет, Лев Петрович, не припоминаю такого, – подумав, отвечал Нырков.