— Сейчас я им покажу, как нападать на наш клан! Сейчас я им задам, эти худородным!
Колдунья кряхтя поднялась со своего места, поправила кучу амулетов, висящих на шее, подумала, и добавила еще две связки чего-то мелкого и белого, при ближайшем рассмотрении очень напоминавшего костяшки фаланг человеческих пальцев. Брр…нет, она точно не преувеличивала, когда рассказывала о жертвоприношениях и каннибализме. Сто процентов!
Я пошел следом за старухой — а почему бы и нет? Хоть я в их разборках участвовать и не собираюсь, но все-таки будет невежливо оставить ту же колдунью без помощи. Вдруг ее каким-то образом поранят? Я смогу ей помочь. Меня ранить эти придурки не смогут — амулет физической защиты работает просто на-ура.
Как выяснилось, враги подкрались в предрассветной темноте, когда все еще спят и видят самый сладкий сон. Этот фокус используют все армии мира во все времена — вспомнить только, в какое время фашисты начали свою агрессию против СССР. Вот и здесь — коварный враг подкрался в самое что ни на есть сонное время. Они влезли в одну из хижин, и видимо попытались вырезать ее обитателей, не поднимая шума. А потом потихоньку перерезать и остальных, прибрав себе тучные стада и пажити. Пастбища, в общем. Земли. Одним кланом стало бы на свете поменьше.
Но увы, на их несчастье в предрассветной тьме обитатель хижины по имени Тафари («Внушающий страх»! вот как переводится имя!), дрючил свою жену по имени Нкирука («Лучшее еще впереди»). Вернее — это жена его дрючила, сидя на нем верхом. И когда враг ворвался в жилище, он был тут же обнаружен и обстрелян, ибо Тафари даже во время секса в собственном доме держал свой автомат под рукой. Он открыл огонь, завидев рожу не в родной раскраске и с неприятным острым копьем в руках. Одного нападавшего Тафари завалил, но был обстрелян, и несчастливая Нкирука отправилась на тот свет, не оправдав высокого своего имени. Увы, Тафари тоже досталось — ему прострелили ляжку, но он сумел отогнать противника и теперь сидел, привалившись спиной к хижине, и активно истекал кровью.
Я остановил кровь и за считанные минуты залечил рану, благо что пуля прошла мимо кости. Тафари, как оказалось, был здесь чем-то вроде военного вождя, так что ему и предстояло решать, как обустраивать оборону деревни.
А ситуация похоже на то была очень и очень непростой. Через десяток минут вялой перестрелки из кустов за деревней в нашу сторону выдвинулся человек, размахивая руками и вопя: «Разговаривать будем! Разговаривать!».
Хреновый разговор всегда лучше бодрого мордобоя — как мне это думается, потому я даже обрадовался. Вот сейчас переговорят, возможно — нападавшие откупятся за смерть Нкируке, и все закончится мирно и хорошо. Мне ведь вообще-то идти надо по своим делам! А кто меня проводит, если такая началась заваруха?