– Все было именно так.
– И что? Я должен сказать следователю, что предложил вам ощупать крепеж?
– Боже мой, как глупо это звучит! Как будто я склоняю вас к лжесвидетельству.
– Мне это ничего не стоит… – вежливо проронил Строков.
– Просто скажите правду.
– Ну хорошо. С этим все ясно. Поговорим о втором моменте. Их ведь два?
– Вам позвонили, вы ушли, а я осталась в гробу. Речь идет о непродолжительном промежутке времени. Верно?
– Вы думаете, я это помню? – Он усмехнулся. – Мне позвонила жена, и, если начистоту, краткость в разговорах – не ее добродетель.
– Надеюсь, вы не скажете это следователю? – осторожно поинтересовалась Лионелла.
– А что я должен сказать?
– Вы словно шантажируете меня, – огорчилась Лионелла.
– Да нет же! Нет! – Строков по-дружески завладел ее руками и, словно уверяя, их сжал. – Можете на меня рассчитывать, я не скажу лишнего. Правду, и только правду.
– Надеюсь, – тихо проронила Лионелла и отдернула руки.
Они отправились дальше, и Строков между прочим сообщил:
– А ведь я в тот день узнал о замене Костюковой только на сцене. Вот ведь как получилось: Костюкова села на больничный и, верно, расстроилась. Но в результате осталась жива. Другое дело – Кропоткина. Радовалась, что открывает театральный сезон, и так глупо погибла.
– По моему мнению – это судьба, – заметила Лионелла.
– Всего лишь общая фраза, любезная Лионелла Павловна. Вдумайтесь, из-за каких мелочей меняются наши судьбы и от чего зависит сама жизнь.
– Вы не пришли в тот день на читку.
– А почему вы об этом говорите?
– Если помните, мы встретились в кулуаре после того, как читка закончилась.
– У меня была запись стихов на городском радио. Магит меня отпустил.
– Что читали?
– Бродского.
– Любите поэзию? – спросила Лионелла.
– Обожаю, – ответил он. – Особенно Бродского.
– Глядя на вас, никогда бы не поверила.
– Человеческая внешность обманчива. Актерская внешность обманчива вдвойне. Увидев вас впервые, я, как ни странно, тоже ошибся.
– В чем? – поинтересовалась она.
– Как-нибудь расскажу. А теперь мне нужно идти.
Они попрощались, и Лионелла отправилась в костюмерную. Разговор со Строковым оставил у нее неприятный осадок. Она будто просила его соврать, а он словно искал предлог отказаться.
Срезая путь, Лионелла пересекла пустой зрительный зал, где кресла были накрыты большими полотнищами ткани. На сцене под кроной зеленого дуба расположился помещичий дом, стучали молотками рабочие, и реквизитор расставляла на столе посуду.
– Рудик! – На сцену вышел механик сцены. – Где он?
Кто-то ответил:
– Там, у станка![6]
– Толкните в бок, он недослышит. Скажите, что мне нужен.