– Кстати, гнида, все лёжки в ближайших окрестностях мы разобрали. – Кот издалека заметил сладострастную, жуткую, нечеловеческую усмешку, искривившую жирный рот, открывшую начинающие чернеть зубы. – Так что приготовься очень-очень быстро, бл**ь, шевелить лапками, сучонок!
Кот замер. Даже в своём нынешнем состоянии он понимал, что это – стопроцентный смертный (а то и хуже) приговор. Понял это и Терьер. Он на мгновение замер, потрясённый, потом повернулся обратно, к Хряку и Лисе:
– Н-но… Там же… Я же… Дайте хоть ветоши, прошу, прошуууу! – Он опустился на колени и, подвывая, пополз обратно. Кот испытывал крайнее удовлетворение, смешанное с брезгливой жалостью. И всё ярче чувствовал вкус чужих эмоций. Сладковатый страх Терьера. Маслянисто-сальную возбуждённость Хряка. Ментоловый холодок общего потрясения… Самой вкусной была Лиса: лёд потрясения, подгнившее яблоко глубоко спрятанной брезгливости. И странный, электрический привкус решимости. Ммммм…
Терьер, тем временем, сквозь брезгливо расступающуюся толпу, подполз к Хряку, умоляюще протягивая руки. Только чтобы получить увесистый пинок в лицо. Кот со своего места хорошо слышал влажный хруст, а к калейдоскопу вкусов добавилась медовая патока пролитой крови.
– А вот хер тебе, гнилой ублюдок! Хотя… – цепочка с кулоном скользнула сквозь пальцы-сосиски, чтобы повиснуть прямо перед размазывающим по морде слёзы и кровь, воющим Терьером. – Я могу сделать это быстрее. И безболезненней.
Терьер, Кот внезапно осознал, какой тот маленький и жалкий, как загипнотизированный, следил за раскачивающимся серебряным месяцем. Несколько секунд молчания, и Кот почувствовал в сегодняшнем эмоциональном пире новые нотки. Они были как запах жареного, сочного куска мяса для человека, голодавшего неделю. Вкус ненависти. И убийства.
– Т-тыыы… – прошипел коротышка, переведя взгляд гноящихся глаз на Лису (Кот почувствовал, как та вздрогнула – щепотка ванили), – Ты-ы-ы… Из-за тебя. Шлюха! Тварь! Сука!!!
Рука с коротенькими пальцами метнулась за пазуху и вынырнула оттуда со знакомым, иззубренным осколком стекла, на котором всё ещё оставалась кровь Кота. Быстро. Хряк нелепо всхрапнул и, оступившись, сел на задницу. Лиса продолжала стоять с высоко поднятой рыжей головкой (хотя вкус ванили стал очень сильным). Толпа качнулась вперёд, но слишком велико было расстояние. И тут, увидев несущийся к Лисе комок гнилой злобы с блестящим стеклянным жалом, Кот заорал…
Крик многократно отразился от высокого свода зала и обрушился в толпу. Воплощение страдания, ужаса, безысходности. Так могло бы выть только животное, пожираемое живьём. Даже Терьер споткнулся и замер на мгновение. Хряку этого хватило. Он взмахнул рукой.