Вновь удлинившийся кулон хлестнул Терьера по коленям. Кот, срывая ногти, полз вперёд по каменному полу и, продолжая кричать, видел, как крик коротышки вплёлся в его собственный, алым росчерком на сером. Ноги Терьера будто пригвоздили к полу. А сам он падал вперёд. Вкус патоки стал просто невыносим…
Всё кончилось быстро. Терьер умер, царапая руками камень. Кровь залила пол, зашипев и наполнив воздух зловонием, когда подкатилась к огню. Хряк встал и глаза его маслянисто поблёскивали, когда он смотрел то на труп, то на Лису. Кот, наконец, дополз до костра и, всхлипывая, ткнулся макушкой в родные, дрожащие коленки. Лиса отмерла, задышала и как-то нашла в себе силы ободряюще улыбнуться ему. Остальные отреагировали бы более бурно, но все были подавлены предчувствием Звона. Кости уже начинали привычно ныть, так что кто-то просто выпихнул труп и ноги в ближайшее окно, а после тщательно его закупорил. Терьер исчезнет после Звона. И даже плачущей Тенью не станет, ведь убили его люди. Такие же, как он.
Все стремительно расползались по каморкам и углам. Подбросив значительную часть топлива в общий костёр, чтобы хватило до «утра», Лиса тоже отвела Кота в пещерку и насыпала себе на ладонь немного заветного порошка:
– Давай, милый… – Кот ткнулся носом в мягкую ладошку, вдыхая её запах, пополам с порошком. Он протянул руку за пакетиком, показывая, что хочет так же. Чтобы она вдохнула с его ладони, а он насладился мягкостью, бархатистостью её кожи. Кости словно скручивались винтом, паника усиливалась. Вот-вот должен был грянуть Звон.
Но Лиса убрала порошок и обняла его, положив свою головку на его всё ещё широкое плечо:
– Мне надо уйти. Поспишь сегодня без меня, хорошо, Киса? – она была единственной, от кого такое обращение было приятно слышать. Но при мысли о сне без неё, в одиночестве, в темноте, Кот протестующе замычал – единственное, что он мог сделать.
– Нет-нет-нет, правда. Сегодня ты будешь сам. Ты же справишься, я знаю! И я справлюсь… – отрывая от своего балахона его скрюченные пальцы, она продолжала увещевать, хотя воздух пронизывал кислый оттенок неуверенности:
– Ну, любимый, ну пойми…. Пожалуйста. Я никуда не хочу уходить, но… Но…
Кот не отпускал. Он вжался лицом в её раскалённый, даже сквозь мешковину, животик и протестующе мотал головой.
И тут она в первый раз закричала на него. Запах раскалённого металла:
– Отвали!
Пощёчина!
– Зае**л!
Пощёчина!
– Кретин!
Пощёчина! И привкус крови на губах. Солёный, без патоки.
Ничего не понимая, скорчившись от горькой обиды и ужаса, Кот забился в дальний угол, подтянул к подбородку их «одеяло» и уставился в её родные, любимые, турмалиновые глаза.