– Тут ты права. Движение и в самом деле… как бы это сказать… не слишком, скажем, организовано. Я бы назвал его скорее хаотичным… сбиться с пути проще простого. Допустим – чисто гипотетически, что ты заблудилась… и что ты будешь делать? Вот почему я просто умоляю тебя… не прибавляй мне тревог… и без того все это путешествие достаточно печально и пугающе… и горестно само по себе.
– Да уж… тут ты прав.
– Я прав, потому что люблю тебя.
– Любишь? Любишь меня или любишь меня контролировать? Хорошо бы однажды выяснить это до конца.
– Контролируемая любовь, – сказал ее муж, с горькой улыбкой определяя итог своей супружеской жизни, одновременно обнимая жену. Через три года ей стукнет шестьдесят. С тех пор, когда чуть больше года тому назад умерла ее старшая сестра, давление Даниэлы резко поднялось, а сама она стала заметно более рассеянной и забывчивой, но присущая ей женственность продолжала привлекать, восхищать и возбуждать его ничуть не меньше, чем во времена их знакомства. Вчера, по случаю предстоящего путешествия, она коротко подстригла волосы, покрасила их в цвет, напоминающий янтарь, и сразу помолодела, – настолько, что при взгляде на нее он испытал глубокое удовлетворение, чем-то даже похожее на гордость…
И так они стояли, мужчина и его жена, неподалеку от выхода на посадку. Вечер Хануки[1]. Из середины стеклянной сферы, сверкая на фоне надвигающегося заката, огромная ханукия[2] освещала весь терминал всполохами первой свечи, как если бы из нее исходило не электрическое, а настоящее пламя.
– Так что, – надумал он вдруг продолжить, – ты ухитрилась обвести меня вокруг пальца. Мы не занимались любовью, и я не в состоянии расслабиться прежде, чем ты улетишь.
– Тихо… тихо… – она прижала палец к его губам, смущенно улыбаясь проходившему мимо служащему. – Вовсе не обязательно оповещать всех вокруг… нас могут услышать… но если быть честным, ты должен признать, что не слишком сильно отстаивал свои супружеские права в последнее время.
– Ох, как ты не права, – сказал муж с горечью, в бесполезной, похоже, попытке защитить свое постельное достоинство. – Я-то хотел… но для тебя это значило не слишком много. Так что не нужно перекладывать всю ответственность на меня. И не добавляй к оскорблению еще и несправедливость. Я прошу об одном – обещай мне, что ты не отправишься в город. Почему эти шесть часов ожидания значат для тебя так много?
Что вспыхнуло и мгновенно погасло в глазах путешественницы? Неужели обнаружившаяся связь между несостоявшимися любовными объятиями и пересадкой в аэропорту Найроби так удивила ее?