В это лето вздумала навестить Герцена Татьяна Петровна Пассек. Она приехала в Лондон и телеграфировала ему; тогда он поспешил оставить Торки и встретил ее на железной дороге. Мы все ей очень обрадовались; она имела какой-то дар привлекать к себе людей своей мягкостью и чисто русским добродушием. К несчастию, она пробыла у нас очень недолго. Скоро Мальвида Мейзенбуг собралась и уехала в Италию с обеими дочерьми Герцена; дорогой они заехали в Ниццу, где была похоронена жена Герцена. Оттуда Наташа (старшая дочь) написала мне в Лондон, рассказывая о своих воспоминаниях, относящихся к кончине матери. Это письмо было напечатано Татьяной Петровной Пассек в одном из томов ее воспоминаний «Из дальних лет».
В бытность Бакунина в Лондоне между приезжими из России помню одного армянина по имени Налбандов. Он был лет тридцати, некрасивый, неловкий, застенчивый, но добрый, неглупый, полный сочувствия ко всему хорошему. Он обладал большими средствами, как было заметно и как мы слышали раньше от его товарища С. Окончив курс, кажется, в Московском университете, он путешествовал для своего удовольствия, бывал в Китае; по возвращении в Россию слышал о «Колоколе», о Герцене и решил побывать в Лондоне.
Когда он в первый раз приехал к Александру Ивановичу, он едва мог говорить от замешательства, однако потом, обрадованный радушным приемом Герцена, очень часто бывал у нас. Бакунин им окончательно завладел; каждый день ходил с ним по Лондону и настоял, чтобы Налбандов сделал свою фотографическую карточку. Это желание было исполнено очень оригинально: Налбандов снял свою карточку, сидя спиной с газетой в руках. Этот странный человек прожил месяца два в Лондоне, совершенно довольный своим пребыванием в Англии и не принимая никакого участия в делах русской пропаганды. Однако на возвратном пути в Россию он был арестован и посажен в какую-то крепость на востоке, где, вероятно, его позабыли.
Он погиб от неосторожности Бакунина, который расхвалил его в письме к кому-то из своих родных в России. Письма Бакунина, конечно, вскрывались на почте. Было дано знать на границу, и Налбандов поплатился за дружбу с Бакуниным. Мы никогда не слыхали более об участи этого достойного человека. Грустно признаться, что не один Налбандов пострадал от неосторожности Бакунина. Последний в письмах имел какую-то чисто детскую невоздержанность на язык.
Я не говорила еще о том, что до освобождения крестьян приезжали три члена Жонда, подпольного правления в Варшаве; между ними помню имя Демонтовича. Они приезжали затем, чтобы заручиться помощью Герцена. Увидав их, Бакунин начал было говорить о тысячах, которые Герцен и он могут направить куда хотят. Но, слушая Бакунина, они вопросительно смотрели на Герцена, который сказал откровенно, что не располагает никакой материальной силой в России, но имеет влияние на некоторое меньшинство своим словом и искренностью.