– И возмездие учиним, – добавил Индеец, покрутив на пальце свою косичку.
Немчинов усмехнулся, и бойцы немедленно замолчали.
Зато тирадой разразился машинист, подобострастно заглядывая в глаза начальству:
– Вы уж простите, Олег Николаевич, но я уже задолбался с этой развалюхой колупаться. Из нее железок ржавых торчит – джинсо́в не напасешься. Я под ней чаще оказываюсь, чем под Нюркой своей.
Один из конвоиров – Тим не стал оборачиваться, а потому не определил, кто именно, – сдавленно хрюкнул.
«Почетный эскорт» – так назвал их, наверняка в шутку, Немчинов. Ничего почетного Тим в своей охране не видел точно и до последнего не понимал, зачем его вообще куда-то везут. На все задаваемые вопросы Немчинов отшучивался, при этом не повторялся ни разу, выдавая версии одна другой фантастичнее.
Зато парень не смог отказать себе в удовольствии вволю поглазеть на быт ганзейцев. Когда его тащили сюда, было не до изучения обстановки. А потом его приютил у себя в кабинете Немчинов, еду и питье приносили и уносили немногословные подчиненные, удобства и даже душевая скрывались за узкой дверью, покрытой белой матовой краской, со вставленным в верхней части зеленым полупрозрачным стеклом.
Тим не мог не только выяснить, где находится, но и узнать, сколько ганзейцев располагается здесь. Их могло оказаться как всего с десяток, так и целый гарнизон. Одно он понял точно: они обретаются не на станции, а то ли в каком-то ответвлении тоннеля, то ли вовсе в отдельном бункере, имеющем выход в жилую часть остального метрополитена. И скорее всего, рядом с Кольцевой линией.
Сразу за дверью кабинета Немчинова и по совместительству – палаты Тима начинался узкий низкий коридор, выкрашенный бежевого оттенка эмалью и потому не создающий гнетущего впечатления. Двух тусклых лампочек в его начале и в конце вполне хватало для полноценного освещения. По обе его стороны были двери из светлого дерева с металлической инкрустацией и круглыми ручками.
«Из «Леруа Мерлен» специально для меня принесли, – непонятно похвастался Немчинов, затем, сообразив, что Тиму эти слова ничего не объясняют, закатил глаза, тяжело вздохнул и, указав на железную панель в конце коридора, сказал: – Вечно забываю о твоей необыкновенности».
Само собой, врал: о том, что Тим прибыл из неизвестного далека, Немчинов не забывал ни на секунду, а сейчас наверняка проверял еще раз.
Одна из дверей оказалась приоткрытой. Взгляд выхватил заставленные коробками стеллажи и держатели с дулами ружей и автоматов, расположенных в ряд. В углу притаилось железное громоздкое чудище, кажется, принесенное в оружейную смеха ради, – ручной пулемет начала двадцатого века.