Пока судя по всему все, что она может для него сделать, это согреть. Очень хотелось пить и побродив по пещере она нашла «текущую» стену. Наверное где-то близко был источник воды под землей. Она попила немного, практически облизывая стену и отнесла Дэву несколько капель, намочив ему губы. Он все не приходил в себя.
Она была измотана. Все эти события, паника и страх за себя и Дэва, за их жизнь, сила тяжести, из — за которой любое движение давалось с трудом — все это просто опустошило ее. Глаза сами собой закрывались. Решив, что бороться с усталостью бессмысленно, да и в любом случае ей еще понадобятся силы, она решила поспать. Устроившись около костра, напротив Дэва и удостоверившись что до него тоже доходит тепло, она провалилась в сон.
* * *
Проснулась она вся в поту и с бешено колотящимся сердцем. В панике огляделась, пытаясь понять где она и глубоко задышала, пытаясь успокоиться. Сейчас она в пещере, с Дэвом, их похитили, вспомнила она. Костер едва тлел, но глаза привычные к темноте разглядели очертания мужчины напротив.
А ей снился сон! Только сон! Она опять видела родителей, их последний день перед смертью. Она капризничала и что-то хотела от них, а они не соглашались. Она вылетела из комнаты крича, что ненавидит их. Это был последний раз, как она видела их живыми. До сих пор она не могла себе простить, что это были ее последние ее слова им. А потом сон изменился, и уже вместо родителей в гробу лежал Дэв. И какой-то сумасшедший голос хохотал и приговаривал, что это она во всем виновата и теперь она опять останется одна! Без родителей и без Дэва! Она была плохой и не заслуживает ничего хорошего! Ее детский кошмар догнал ее и вплел в сюжет того, кто ей был дорог сейчас.
Стефи медленно приходила в себя. Наконец она нашла в себе силы приподняться. Надо было найти еще руды, чтобы подбросить в костер. Благо этого добра было вокруг достаточно, надо было просто подтащить все ближе.
После того как огонь опять бодро затанцевал она решила проверить капитана.
Она присела около него, зовя по имени, разговаривая, гладя по лицу и волосам. Какое-то время ничего не менялось, он все также безучастно лежал на спине, но после пары часов, когда ее голос уже немного охрип от уговоров его ресницы задрожали.
Она, обрадованная, стала звать его громче, умоляя очнуться и не бросать ее здесь одну. В ответ он застонал, поморщился и подняв руку, потер лоб.
— Женщина, зачем же так громко?! Я все прекрасно слышу! — прохрипел командор.
— Дэв?! О Богиня, Дэв ну наконец-то! Как ты себя чувствуешь? — торопливо расспрашивала она его, всхлипывая от радости и смахивая с ресниц навернувшиеся слезы.