Но Яшин чувствовал, что поэма еще сыровата. Симонову это сразу бросилось бы в глаза. И прямой отрицательный отзыв, и уклончивые советы подтянуть то-то и то-то больно ударили бы по нервам честолюбивого Яшина.
В Ульяновске, в местной библиотеке, Яшин прочел стихотворение Симонова сорок первого года «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины». Это была суровая и щемящая правда дней отступления.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз,
Деревни, деревни, деревни с погостами, —
Как будто на них вся Россия сошлась.
Как будто за каждою русской околицей
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки родина —
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены
С простыми крестами их русских могил.
Одной только правды поэту мало, здесь вместе с правдой жила боль. «И как он, — думал Яшин о Симонове, — насквозь городской, смог почувствовать этих деревенских баб, что плакали и жалели отступающих наших солдат, и эти деревенские кладбища, действительно провожающие путников крестами».
А летом сорок второго года, когда у всех начала пропадать иллюзия скорой победы, фронт опять покатился на восток, теперь не к Москве, а к Волге, у Симонова появилась совсем другая интонация:
…глухими ночами,
Когда мы отходим назад,
Восставши из праха, за нами
Покойники наши следят.
Солдаты далеких походов,
Умершие грудью вперед,
Со срамом и яростью слышат
Полночные скрипы подвод.
И вынести срама не в силах,
Мне чудится в страшной ночи —
Встают мертвецы всей России,
Поют мертвецам трубачи.
Здесь уже не только боль, здесь стыд, стыд перед могилами, перед крестами, которые уже не молятся, провожая, а вопиют. Жалостью, как в сорок первом, и не пахнет. «Срам и ярость».
Яшин ожидал материалов Симонова о Сталинграде. В «Красной Звезде» появился очерк, а потом и стихи.
Солдаты пыльной степью идут на передовую, многие — на смерть. Навстречу — беженцы из Сталинграда, потоки беженцев, о них речь, обращенная к солдату.
Не плачь. Покуда мимо нас
Они идут из Сталинграда,
Идут, не поднимая глаз, —
От этих глаз не жди пощады.
Иди, сочувствием своим
У них не вымогая взгляда.
Иди туда, навстречу им —
Вот все, что от тебя им надо.
Когда Яшин прочел это, у него сжалось сердце. Сильные стихи. У Яшина таких строф не было. И он уже не жалел, что не встретил здесь Симонова. А перед глазами встал день 25 августа, когда они, офицеры политотдела флотилии, после бомбежки и переправы, бродили по пойме в поисках неизвестной им деревни Тумак. Колхозники охотно и жалостливо, как погорельцев, угощали моряков помидорами и арбузами, а в глазах читалось молчаливое удивление: зачем флотским людям заволжская деревня, моряки должны быть на кораблях и стрелять по врагу.