Можно ли винить в том хозяев, что они обратили мечи против незваных гостей?
— Ты забываешь об одном, Хан. Вы первые вторглись с юга в чужие земли и захватили их силой оружия. Мы лишь вернули то, что было нашим по праву!
— По праву? — холодно сверкнул глазами Валибей. — Мы хотя бы не искореняли славян как народ! А как поступали с нами вы?
Сколько тюркских племен было стерто с лица земли! Куда делись кипчаки, куманы, огузы? Вы их истребили!
— Ты преувеличиваешь, Хан. Народы, кои ты вспомнил, никуда не делись. Часть их приняла православие и слилась с Русью, другая часть откочевала на юг и растворилась в татарском народе.
Ты, Хан, — человек просвещенный и не можешь не знать сего!
Глаза Валибея полыхнули гневом, но он сумел сдержать яростный огонь, бушевавший в его сердце.
— Что ж, отчасти я могу с тобой согласиться! — неохотно признал правоту Дмитрия Владыка Степи. — Мой народ дал пристанище братьям, отступившим к югу под натиском Москвы.
Вы, урусы, всех нас именуете татарами, но с нами идут сыны и других племен. Те два молодца, что приволокли тебя ко мне, — куманы или, как у вас говорят, половцы, а тот, с кем ты давеча выходил на кулачки, — огуз, по-вашему — печенег.
Но все они — лишь малая часть народа, что некогда владел Вольной Степью. И для всех нас нет цели более высокой и желанной, чем вернуть себе земли предков. За это каждый из нас готов отдать свою жизнь!
Скажи, боярин, а ты готов отдать жизнь за Москву?
— Не был бы готов — меня бы здесь не было, — коротко ответил Дмитрий.
— Достойный ответ, — уважительно кивнул пленнику Валибей, — я поверю, если ты скажешь, что не боишься смерти!
— Смерти боятся все, Хан. Но многие из людей преодолевают страх перед ней во имя тех, кто им дорог.
— А вот я не боюсь смерти, и знаешь, почему? Не потому, что я великий храбрец, и не оттого, что мне чужды чувства, присущие другим смертным. Но я преступил черту, за которой бояться смерти нет смысла.
— Мудрено молвишь, Хан, — не понял слов собеседника Бутурлин, — поясни.
— Сие будет не сложно, — хмуро усмехнулся Валибей, — ты сам все узришь!
Он тряхнул плечами, сбрасывая плащ, и Дмитрий оцепенел от изумления. Степной Владыка был лишен конечностей.
Рукава его шелковой рубахи заканчивались на уровне локтей, а штанины шаровар — чуть ниже колен. Пустые сапоги, приставленные к подножью трона и отчасти прикрытые плащом, до поры создавали видимость ног.
— Ну, что скажешь, боярин? — вопросил у Дмитрия Валибей.
Бутурлин не сразу нашелся с ответом. Страшное откровение вождя ордынцев сразило его наповал.
— Кто сотворил с тобой такое? — наконец произнес он, сглотнув незримый комок в горле.