Но реалии были иными. Поставки нужных резервов тормозились, во-первых, удаленностью тыла от передовых рубежей фронта, а во-вторых, партизанскими набегами на железнодорожные магистрали. В рельсовой войне уходили под откосы поезда с боевой техникой, боеприпасами, топливом и личным составом.
Командующий 2-й танковой армией генерал-полковник Гудериан вспоминал:
«В ночь с 6 на 7 октября выпал первый снег. Он быстро растаял, но дороги превратились в сплошное месиво, и наши танки двигались по ним с черепашьей скоростью, причем очень быстро изнашивалась материальная часть. Мы повторно обратились с просьбой о доставке зимнего обмундирования, но нам ответили, что оно будет получено своевременно и ничего об этом излишне напоминать. После этого я неоднократно напоминал о необходимости прислать зимнее обмундирование, но в этом году оно так и не было мне доставлено… Потери русских были значительно меньше наших потерь… Приводил в смущение тот факт, что последние бои подействовали на наших лучших офицеров. Но зато в главном командовании сухопутных войск и в штабе группы армий («Центр». — Прим. авт.) царило приподнятое настроение!»
В конце ноября 1941 года фашистский генерал уже почти кричал во всю глотку: «Здесь паника… войска «дошли до ручки».
Во время посещения в Грязново частей своего 43-го армейского корпуса Гудериан заехал на командный пункт 31-й танковой дивизии. Перед ним раскрылась жуткая картина. У многочисленных костров грелось его озябшее воинство. К одному из дымящихся очагов, в котором медленно поддавались огню отсыревшие ветки, он спешно подошел. Ему представился командир 11-й роты 3-го егерского батальона 17-го пехотного полка. Кстати, генерал в далекие 1920–1922 годы командовал этой ротой. Так что посетил молодую поросль земляков-сослуживцев. Цель у Гудериана была одна — выяснить обладают ли войска достаточной наступательной силой для предстоящей задачи. Офицеры откровенно изложили все свои заботы, однако на вопрос о наступательных способностях все же ответили, сказав: «Еще один раз мы как-нибудь выбьем противника из его позиций».
Ему бросилась в глаза картина, как пожилой солдат окоченелой и дрожащей ладонью пытался высечь искру зажигалки, чтобы прикурить папиросу. Одеревенелые пальцы никак не могли завершить эту манипуляцию — они не слушались его команды. Его почерневшее лицо, изрезанное густой сетью морщин, напоминало бороздки от граблей на грядке перед посадкой овощей. Ему дал прикурить сосед, вытянув горящую веточку из костра…
Командующий танковой группой поблагодарил солдат и офицеров за такой подход к архиважному делу. После объезда войск у Гейнца Гудериана в тайниках подсознания стало накапливаться что-то противоречивое, что-то тасовалось, выстраивалось в определенный порядок, и ему казалось, что все идет правильно, как и должно идти.