Двое бандитов схватили О-Судзу, обнажили ее по пояс, содрав верхнее и нижнее кимоно. Тацумасу много лет не видел жену голой. Защемило сердце. Как пожухло ее тело! Но такою, с опустившейся грудью и морщинистым животом, он любил О-Судзу еще больше, чем прежде. За ее спиной розовел утренний туман.
— Скажи, где золото, и я ее отпущу, — пообещал Сарухэй. — Тебя — нет, врать не стану. Но жену и сына пощажу. Слово Тадаки. И тебя убью достойно, ударом меча. Голову потом с почетом омою, оберну в шелковый платок. Ты достойный противник.
Моя голова ему нужна, чтобы потом всем показывать: я-де победил, а благородный вор проиграл, подумал Тацумаса, но ничего говорить не стал.
— Упрямишься? Сначала я буду жечь твою жену. Потом зажарю сына. А сам ты умрешь позорной и смешной смертью. Видишь, моя Хання в красном и с рогами? Она сегодня демон смерти Синигами. Ты примешь смерть не от меня, а от обезьяньей лапки.
Сарухэй подтащил к себе мартышку, сунул ей свой кинжал.
— Покажи, как я тебя учил. Хання, бей!
Ощерив мелкие зубы, обезьянка испуганно замахала перед собой клинком.
— Быстро она тебя не убьет, но рано или поздно докромсает. И ты войдешь в историю под прозвищем «Убитый макакой Тацумаса». — Рот злодея кривился в ухмылке, но глаза смотрели тревожно. Голос чуть дрогнул. — Послушай, твоя жизнь кончена. Какая тебе разница, достанется мне «Золотой Коку» или нет?
— Какая мне разница, под каким прозвищем я войду в историю? — тем же тоном ответил мастер.
Он думал: не в том дело, как тебя запомнят. Главное, как ты уходишь — победителем или побежденным. Побежденный — тот, кто сдался. Победитель — всякий, кто побежденным себя не признал. Даже если убит.
— Начинайте, — махнул своим подручным Сарухэй.
Они швырнули О-Судзу на колени, ткнули головой в угли. Жена не закричала, но хрипа сдержать не смогла. Запахло обожженной плотью, палеными волосами.
Тацумаса вытянул связанные ноги вперед и сунул их в очаг, чтобы разделить боль с женой. Это помогло.
— Пока хватит.
Госпожу О-Судзу распрямили, сбили с прически пламя. Лицо она сразу закрыла руками, чтобы воля супруга не ослабела при виде ожогов.
— Что ты за мужчина, если можешь спасти свою женщину и не делаешь этого? — презрительно спросил Сарухэй. — Кусок золота для тебя дороже семьи. Тьфу!
Зубы Тацумасы были крепко стиснуты. Мерзавец прав! Победа, поражение — какая всё это чушь по сравнению с ладонями, которыми О-Судзу прикрывает свое бедное лицо.
— Я скажу... — глухо проговорил благородный вор.
Но он не успел выдать тайну.
Не поднимаясь с колен, О-Судзу рывком перекатилась назад через голову и вскочила на ноги. Совсем как в юности, когда Тацумаса впервые увидел тоненькую акробатку на рыночной площади. Ах, как она плясала на канате! Как крутила «змеиное колесо»! И лицо у О-Судзу тоже стало таким, как тридцать лет назад. Свежим, юным, бесстрашным. Обожженные пятна на щеках были как девичий румянец.