Потомок Лукашевича надолго замолчал. Но через какое-то время все же отозвался:
— А вот то, что он никогда не публиковал… Я обнаружил это в его рукописях, в семейном архиве… Он писал, что первобытный язык рода человеческого, если сравнить его с русским, имел еще семь звуков, которых в последнем не достает… Следственно, его азбука или алфавит заключали в себе около сорока звуков или букв… Тогда языческие жрецы или главы народов, желая себе приписать славу изобретения оных… а также быть основателями новых царств и языков, на которых установили восхвалять своих идолов… сократили первобытную азбуку более или менее наполовину и, по попущению и воле Создателя, установили читать ее следующим образом.
Велемир Радомирович слушал его, затаив дыхание, стараясь не пропустить ни слова.
— Первое, — продолжил Лукашевич. — Каждую букву, или пругву, должно было так точно выговаривать, как она есть. Второе. Писать ими слова Первобытного языка от правой руки к левой, а читать, за исключением окончаний оных, от левой руки к правой, и наоборот… Таким образом, должно было и говорить.
— Я понимаю, понимаю, — быстро сказал Толбуев. — Например, писалось муча, напяча, а выговаривалось чума, япанча. Это и есть чаромуть.
— Да, — едва слышно пошевелил губами человек-артефакт. — Третье. Когда слово первобытного языка писалось нововымышленными чарами… и читалось не в обратном порядке… тогда оно должно было произноситься не по прежнему выговору, а сообразно чарным звукам. Писали: зверевой, страждь — а выговаривали по чарам — свирепый, страсть: это есть чарная истоть… А прямая или собственная истоть есть каждое слово первобытного языка, сообразно его выговору произносимое… И четвертое. Когда мы раскроем словарь какого бы ни было языка… то можем видеть в нем чарную истоть и чаромуть, как бы перемешанные в беспорядке: сие свойство есть смешение. Так он писал под конец своей жизни. Уже находясь в «желтом доме»… упрятанный туда современниками-фарисеями.
И вновь Платон Акимович замолчал, и, казалось, не произнесет больше ни слова. Толбуев сам продолжил, за него:
— Упрятали не только его. Всегда за семью печатями прятали и сведения о славянской письменности. И не только скрывали, но еще и тщательно искажали. А ваш предок упорно доказывал, что род человеческий исконно был то выше нынешнего, то унижался, то опять принимал образ и подобие миро-творца, то есть творца мира. А славянский язык есть история рода человеческого. И все народы мира, не пройдет и двухсот лет, а это уже скоро, с намерением узнать сокровенный и истинный смысл слов и образов, станут изучать его. И если мы сами, русские, не будем участвовать в этом всемирном направлении к разработке «единого языка», то нас все осмеют и поделом. А после, писал он, весь свет будет говорить на одном из усовершенствованных славянских языков. Здесь нет какого-либо тщеславия или оскорбления другим языкам. Наш язык есть свой всем народам мира.