— Мне тоже кое-что отрезали, — произнес инвалид в клубах табачного дыма.
— Погоди. Ты же немой?
— А я притворяюсь. Просто говорить неохота. Надоело.
— Это правильно. Давай тогда помолчим.
Велемир потянулся к столу за самогоном, налил в два граненых стакана, и они выпили. Захрумкали свежими зелеными огурцами, юрьевецкими, знаменитыми. Можжевеловый самогон доставил, кажется, брат Кати, эпилептик. Он сейчас возбужденно спорил о чем-то с двумя меднолицыми широкоскулыми мужиками, похожими на индейцев. Это, как он догадался, транзитные из Чебоксар. На койке спала какая-то женщина в кудряшках. Сама Катерина сидела рядом с Велемиром и прижималась к его плечу.
— Отстань! — он указал пальцем на мужиков. — Как звать?
— Вася и Митя.
— А дрыхнет это кто тут на моей койке?
— Администраторша. Люся. Ты все забыл?
— Местами, — сознался он. Но все же с усилием воскресил в памяти начальную картину: как, встретив по пути в гостиницу брата-эпилептика, ходили все вместе в какой-то «самогонный дом» на окраине, потом сошлись с чебоксарцами, подняли в номер «отрезанного мужа» вместе с его коляской, а Люсьен, наверное, сама приперлась, на правах хозяйки. А вот за самогоном, кажется, брат бегал еще пару раз.
— Термос где? — спросил Велемир.
— Ты его детям отдал, — ответила Катя. — Они пить хотели.
— Какой я славный. А больше ничего не отдал? Деньги там, одежду, фотоаппарат?
— Нет.
— Жаль. Берите все! Мебель, зубную щетку, жену.
— У тебя же нет жены, — напомнил инвалид. — Ты говорил, она в Париж сбежала, с любовником.
— Разве? — удивился Велемир. — И как только смогла… Ее ведь здесь убили. В Юрьевце.
— Вот горе-то, — посочувствовала Катя. — А как, кто?
— «Кто»! Да кто-то из вас. А «как» — вам лучше знать.
Он задумался, потирая виски. Ему представилось, что так оно и было на самом деле. В Париже она была, но вместе с ним. Сразу после свадьбы. А вот из Юрьевца-то и не вернулась. Тут на кладбище и похоронена. Он даже сам горсть земли кидал и цветы клал. Синенькие такие, фиалки. И, кажется, даже упал на гроб, как принц Гамлет. Нет, просто поскользнулся, ведь дождь шел, глина мокрая. Вот как все было, или должно было бы быть. Инвалид молчит, потому что разговаривать надоело, а ему ничего и вспоминать не хочется. Лучше все заново выдумать.
— Из нас никто никого не убивал, — сказала Катерина.
— Ну почему же? — не согласился инвалид. — Я это делал довольно часто.
— Ты — на войне, это другое, — она погладила его по обритому до синевы черепу. — И вообще, чего-то ты сегодня разболтался.
— Не убивали! — хмыкнул Велемир и указал пальцем на ссорящихся мужиков. — А эти чем занимаются?